Мамы похоронившие детей. Выжившие. Мамы, потерявшие детей, о жизни после них

08.04.2019

В 2016 году США отмечают одну из самых страшных дат в истории страны — 15 лет со дня терактов 11 сентября.

В этот день 19 террористов захватили 4 пассажирских самолета, 2 из которых врезались в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Еще один совершил атаку на Пентагон, последний разбился в штате Пенсильвания. Погибли около 3000 тысяч человек.

ForumDaily рассказывает истории двух матерей, которые потеряли своих сыновей 11 сентября. У них было много общего: успешная карьера, любимая семья, большие планы на будущее. Их даже звали одинаково. После гибели Александра Лыгина и Александра Брагинского матерей погибших объединило общее горе, которое они вместе сумели пережить.

Валентина Лыгина: “Последними его словами были — мама, я тебя очень люблю…”

Семья Лыгиных иммигрировала в США в 1994 году, когда в столице Грузии начались гонения на русскоговорящих жителей Тбилиси. На родине Александр Лыгин успел окончить Тбилисский государственный университет и стать дипломированным физиком. Тогда же его стали приглашать на семинары за границу. Научные работы Лыгина заметили и в США. Компания PIE Systems предложила молодому человеку работу в Калифорнии, от которой Саша просто не смог отказаться.

Александр Лыгин (слева) и его друг. Фото: sites.google.com/site/mysonalexanderlygin

“Он и мой муж, тоже физик, сначала думали, что продолжат карьеру в Москве, но там потребовали какую-то регистрацию. Прописки у нас не было. Так что, решили уехать в Америку”, — рассказывает Валентина Лыгина.

Мама, отец и сестра Лыгина обосновались в Нью-Йорке, а сам Александр стал работать программистом в Калифорнии. Там он не только успевал разбираться в тонкостях IT, но и находил время для творчества. Саша начал писать рассказы, эссе и стихи. Несколько его произведений даже были опубликованы в газете “Монитор”. Через 2 года программист решил попробовать свои силы в Нью-Йорке и переехал к родным.

“В 10 лет он читал Есенина. Он интересовался всем, читал классическую литературу от корки до корки. Я так говорю не потому, что он мой сын, но он был вот таким. Настоящей и большой личностью”, — говорит мать Александра Лыгина.

В Нью-Йорке Александр получил специальную лицензию фотокорреспондента и стал подрабатывать в журнале Today’s Photography. Вместе с друзьями Лыгин решил открыть свой фотобизнес. А в начале 2001 года преуспевающий бизнесмен получил предложение от компании Cantor Fizgerald, офис которой находился в северной башне Всемирного торгового центра.

“Он дал им согласие, а потом в тот же вечер пришел домой и обнаружил письмо от компании Microsoft. Он не мог поменять решение — прежде всего, из-за порядочности. Уже позже он говорил мне — вот мама, представляешь, на 60-м этаже идет дождь, а у нас на 104-м — солнце. Он очень любил работать над облаками”, — рассказывает Валентина.

11 сентября Валентине Лыгиной позволила подруга и поинтересовалась, где находится ее сын.

“Мы включили телевизор, увидели это все и сразу поехали туда. За блок от торгового центра нас остановили и дальше не пустили. Мы пытались пройти к башням пешком, но не могли. Я стала звонить на работу. Я звонила ему… а потом произошло то, что произошло…”, — вспоминает Валентина.

Башня, в которой находился в то утро Александр, обрушилась на глазах его матери. Спустя 15 лет Валентина рассказывает о тех минутах, как будто это было вчера.

“Как можно забыть такое? Как могли бы забыть мои родители первый день войны? Мы все помним этот день по секундам. Это не забывается. Мы продолжаем жить, но уже по-другому”, — говорит она.

Валентина сбилась с ног — она заглядывала в каждый двор недалеко от торгового центра. Она пыталась найти Сашу и верила в чудо, которое не произошло.

“Если я вам скажу, что я жду сына и сейчас, вы мне поверите? Несмотря ни на что. Тогда мы бегали по всем госпиталям, по всем экстренным пунктам, центрам. Пытались его найти”, — со слезами на глазах говорит Валентина.

Она до сих пор помнит, как тысячи людей стягивались к месту терактов. Незнакомцы помогали тем, кто плакал и молился на коленях о спасении своих родных.

“Позже к нам домой приходили люди. У меня остались письма людей, которых я вообще не знаю. Подарки, открытки, стихи. И на сайте Саши люди оставили отзывы,” — рассказывает мать Александра.

Через 3 месяца семье Лыгиных сообщили, что на месте трагедии спецслужбы нашли водительское удостоверение Саши. А еще через несколько дней были обнаружены и останки Александра Лыгина. Ему было 28 лет.

“Через 3 месяца умер мой папа. Он не захотел больше жить… 1 декабря были похороны Саши и потом — папы. У нас еще была его собака, которая плакала настоящими слезами, когда слышала наши разговоры, и собака тоже не выдержала — умерла от инсульта”, — рассказывает женщина.

У Александра Лыгина осталась сестра — Наталия, с которой у них всегда были дружеские отношение. После гибели брата девушка решила, что семья должна жить в одном доме. Сначала Лыгины уехали во Флориду, а сейчас обосновались в Северной Каролине, где Наталья работает микробиологом в исследовательском центре. Два раза в год — в день рождения Александра (13 января) и 11 сентября — родные погибшего приезжают в Нью-Йорк.

“Года 3 или 2 назад я стояла возле мемориала и думала обо всем, что произошло Я просто задумалась. И незнакомая молодая девочка бросилась ко мне и начала обнимать. Она так плакала и рыдала… Вот это показатель отношения американцев к трагедии”, — вспоминает Валентина.

20 октября 2001 года Алексаендр Лыгин должен был жениться. О своих планах он рассказал маме накануне своей смерти. Валентина до сих пор помнит тот осенний вечер 10 сентября. Обсуждая хлопоты предстоящей свадьбы, Саша немного повздорил с мамой, а уходя домой, сказал ей несколько слов, которые теперь Валентина не забудет никогда.

“Он меня обнял и сказал: мама, я тебя очень люблю! Вот это последние слова, которые я слышала от моего сына. Мы очень много потеряли…”, — делится сокровенными воспоминаниями Валентина Лыгина.

Сейчас Валентина занимается воспитанием внуков. Своего старшего сына сестра Александра Лыгина решила назвать в честь брата. Он очень похож на своего дядю, говорит бабушка.

“Он интересуется всем. Играет на фортепиано, говорит на литературном русском языке. Да, у меня есть дети, и они помогают мне жить дальше”, — говорит Валентина.

Валентина Лыгина мечтает о том, чтобы больше никогда не повторилась такая страшная трагедия, как теракты 11 сентября. А еще она очень хочет увидеть своего сына.

“Мои мечты несбыточные. Мне бы хотелось хоть на одно мгновение заглянуть в глаза моему сыну. Мечтаю увидеть его взрослого. Когда думаю, я даже представить не могу, как бы он выглядел сейчас…”, — говорит Валентина.

После терактов русскоязычные жители США, которые потеряли своих близких, создали группу взаимопомощи. На одной из встреч Валентина Лыгина познакомилась с жительницей Нью-Йорка — Нелли Брагинской, которая потеряла своего единственного сына Александра. Теперь каждый год женщины встречаются 11 сентября, чтобы вспомнить своих сыновей.

Нелли Брагинская: “Я уверена, что он выбросился из окна…”

Нелли Брагинская приехала в Нью-Йорк из Одессы вместе с сыном, которому в 1978 году исполнилось 15 лет. В США они начали новую жизнь. Сын Александр окончил школу и поступил в колледж. Он всегда хотел работать в финансовой сфере. Способностями Александра заинтересовался один из американских профессоров, который занимался с Александром круглые сутки.

“У него была одна мысль — стать банкиром и работать на Уолл-Стрит. Через год он сдал экзамен. Получил лицензию, и его взяли работать на биржу на Уолл-Стрит”, — рассказывает Нелли Брагинская.

Но там Александр проработал недолго. Посыпались другие предложения, и карьера у молодого специалиста пошла в гору. Больше всего Нелли Брагинская переживала за сына, когда его пригласили работать менеджером в финансовый департамент информационного агентства Reuters. В день назначенного интервью Нелли не могла найти себе места и ждала Александра до позднего вечера.

“Он вернулся домой и сказал, что они вообще о работе с боссом не говорили. Говорили о лошадях, шахматах, музыке. Я думаю, что этот руководитель решил просто прощупать пацана, узнать, как у него с мозгами, и что у него в голове. Через неделю его взяли на работу”, — вспоминает мать Александра.

Александр много работал, и его родные уже привыкли к тому, что Саша может не успеть позвонить и сообщить о срочной командировке. По словам Нелли, он просто не хотел лишний раз давать повод для переживаний. Поэтому за один день менеджер агентства мог слетать в Вашингтон и вернуться в нью-йоркский офис Reuters, который находился на площади Таймс-сквер.

11 сентября во Всемирном торговом центре в 9 часов утра должна была состояться международная конференция агентства. Топ-менеджеры компании сообщили, что организацией этого мероприятия будет заниматься Александр Брагинский. Чтобы показать гостям Нью-Йорк, Александр сразу решил, что встреча пройдет на 106-м этаже известного центра. А завтрак он собирался накрыть в популярном ресторане Windows on the World, который находился в Северной башне. В 8 утра Брагинский уже находился внутри здания.

Об этих рабочих планах сына Нелли Брагинская даже не догадывалась. 11 сентября она решила позвонить сыну, но тот не отвечал. Затем она позвонила в офис агентства. Там все подозрительно молчали и говорили, что не в курсе, где находится Александр.

“Я поехала в компанию и помню, что навстречу мне вышли мужчина и женщина. Это были психологи. Их вызвали специально для меня, ведь мало ли, что со мной будет. Глядя на них и отвечая на их вопросы, я все поняла и сказала, что не надо, мол, спасибо. Я в порядке ”, — говорит Нелли Брагинская.

Как и тысячи родственников, искавших своих близких, Нелли объездила все госпитали и медицинские центры. Она развешивала листовки с фотографией сына и контактными телефонами. Но найти Александра так и не удалось. Ему было 38 лет.

“Я уверена, что он выбросился из окна. Был когда-то у нас разговор. Речь шла о каком-то человеке, который мучительно умирал. Шурка сказал, что нельзя же так издеваться над собой. И если, мол, такое случится со мной, то я никогда не буду лежать прикованным к постели и ждать смерти. Если мужик, то уходи…”, — говорит женщина.

В тот день в огромной очереди из вереницы родственников Нелли Брагинская разговаривала с каждым, пытаясь найти своего сына. Общалась и с журналистами, один из которых вывел женщину в прямой радио-эфир.

“Там принимали звонки слушателей и позвонила рыдающая женщина. Она сказала: “Боже мой, это же Шурик Брагинский… Господи, спаси его”. Я спросила, кто она. Женщина ответила, что я ее не знаю, но мой сын ей очень помог…”, — вспоминает Нелли Брагинская.

Через полгода к Нелли Брагинской пришли сотрудники ФБР и передали конверт. В нем лежал бумажник Александра.

“Там было его водительское удостоверение, страховка, пропуск на работу и кредитные карты, на конверте было написано: найдено 12 сентября”, — рассказывает она.

Личные вещи сына Нелли решила передать в музей 11 сентября, который открыли позже недалеко от места трагедии.

После гибели сына женщина стала бороться за права всех людей, которые потеряли своих близких в тот день. Вместе с родными русскоязычных погибших она добивалась разрешения открыть мемориал в парке Asser Levy Park, расположенном в Бруклине. На плите можно увидеть список имен из 18 человек, которые погибли 11 сентября. Конечно, теракты унесли жизни гораздо большего числа людей, но не все захотели говорить о своем горе публично.

“Мой сын говорил, что все получил от этой страны, и теперь пришла пора отдавать. Нужно кому-то помогать. Он 10 лет отработал в организации NYANA, которая помогает иммигантам, и вечером 11 сентября у него должна была быть лекция там. В те годы в США приезжали очень много русскоговорящих людей. У них было много вопросов, и Саша мог ответить на эти вопросы и помочь”, — говорит Нелли.

В нью-йоркском боро Квинс есть даже улица Александра Брагинского (Alex Braginsky Drive). Там же, на городском кладбище установлен памятник Александру, а в Израиле в городе Хайфа открыт парк его имени.

В Квинсе в честь Александра Брагинского была названа улица. Фото из личного архива

“В созвездии Орион одна из звезд носит имя моего сына. Она так и называется “Шурик”. Вот на каникулах возьму внучку, и мы пойдем в планетарий. Я хочу вместе с ней посмотреть на эту звезду воочию”, — поделилась своим секретом Нелли Брагинская.

Примерно в середине беременности участковый гинеколог, осмотрев меня и проведя плановое УЗИ, почему-то не ограничился этим и направил меня в профильный медицинский центр. Я, не ожидая ничего плохого, отправилась туда одна.

Ещё одно УЗИ у именитого доктора - он, вначале такой улыбчивый, вмиг посерьёзнел, глянув на монитор аппарата, долго всматривался в изображение на нём, что-то высчитывал. И молчал. Я тоже молчала, ни о чём не спрашивала - я чувствовала, даже почти уже знала, что как только он заговорит, в мою жизнь придёт беда.

Не помню, как после беседы с врачом-генетиком я добиралась домой... Вердикт врачей был таков: плод нежизнеспособен, а ребёнок, даже если и родится живым, будет глубоким инвалидом, поэтому беременность нужно прервать. Но решение за нами: лишить ребёнка жизни сейчас или позволить ему родиться и прожить пускай коротенькую, но данную Богом жизнь.

Самая страшная ночь в больнице

Между принятием этого убийственного в прямом смысле решения и преждевременными искусственными родами прошло две недели. То, что раньше было источником счастья и гордости: вид округлившегося живота, движения ребёнка, внимание окружающих, например, в транспорте, когда мне предлагали присесть, - стало причинять страдания. Уверена, что младенец тоже всё чувствовал: он как будто замер, шевеления стали редкими и слабыми.

А ту страшную ночь в больнице я не забуду никогда - это была ночь абсолютного, всепоглощающего одиночества, страха и чувства вины. Родовые муки, которые я ощутила в полной мере, не были предвестниками радости от встречи с новорождённым. Я рожала человека не для жизни. В этом году моей старшей дочке исполнилось бы шестнадцать лет.

Источник фото: obviousmag.org

Еще одна беременность - еще одно горе

Врачи уверяли: то, что произошло - случайность, с большой долей вероятности в следующий раз это не повторится. Что ж, в некотором смысле они были правы.

Через полтора года мы с мужем решились на новую беременность. Я уже была осторожнее в своей радости, несколько раз лежала на сохранении, но верила, что наше желание (уже даже мечта) стать родителями скоро исполнится. Да и врач не видел поводов для беспокойства.

И вот на сроке двадцать семь недель я почувствовала себя плохо, и скорая отвезла меня в больницу, специализирующуюся на выхаживании недоношенных детей. Снова УЗИ, консультации, консилиумы врачей, которые то дарили, то отнимали надежду на благополучный исход. А у меня было стойкое ощущение, что я заблудилась во времени и не могу найти выход. События, которые происходили со мной тогда, до боли напоминали события двухлетней давности.

В день, когда врачи решили сохранять беременность, у меня родился сын.

Детская реанимация

Я не знаю на земле другого места, где острее страх, отчаяннее надежда. Именно в детской реанимации я встретила многих и многих сильных духом людей: и родителей, до последнего дня верящих в своих детей, и Врачей с большой буквы, которые совершали практически невозможное, чтобы спасти каждого ребёнка. Но, к сожалению, эти прекрасные люди не всесильны.

Мы окрестили нашего мальчика через неделю после рождения, прямо в отделении реанимации, не вынимая из кувеза. После этого мне стало легче. А впереди были долгие дни и ночи, недели, месяцы борьбы за жизнь нашего сына.


Источник фото: архив автора

Шло время, раньше срока или в тяжёлом состоянии рождались дети, поступали в реанимацию, поправлялись, выписывались. Помню глаза родителей, которым сообщали, что их ребёнок больше не нуждается в интенсивной терапии и переводится в детское отделение для выхаживания. И мама сможет наконец своего ребёнка обнять.

Были и утраты. Моему же малышу не становилось ни хуже, ни лучше, а я ездила к нему каждый день. И вот мы вместе - в больнице, но всё-таки вместе. Я почти всё время держала своего маленького на руках - мне хотелось восполнить то, чего нам с ним не хватало на протяжении долгого времени.

Несколько раз сын забывал дышать

Было очень тяжело: со сном, питанием, терморегуляцией, развитием у ребёнка были большие проблемы. Несколько раз сын "забывал" дышать, задыхался, терял сознание - и снова реанимация.

Вспоминаю: я бегу по коридору, кричу, чтобы вызывали реаниматологов - и всё не могу, как в страшном сне, добежать, докричаться. Но самым страшным было то, что никто не знал, почему мой ребёнок не дышит - никакие анализы и обследования не указывали на причину проблемы. Поэтому вопрос прибывшего в очередной раз реаниматолога, спасать ли ребёнка, меня не удивил, но ранил.

Не осталось ни одного фото

С течением времени, конечно, я потеряла чувствительность к подобным вещам: когда приходится делать массаж сердца собственному ребёнку, становится не до сантиментов.

А в возрасте восьми с половиной месяцев мой мальчик умер. Вот о чём я сейчас жалею: у меня не осталось ни единой его фотографии. Отчётливо помню какие-то мелочи: падающие с неба пушистые хлопья снега, цвет кирпичной больничной стены, сосновую ветку - а лицо сыночка почти забыла...

Третья девочка прожила всего месяц

Я очень хотела ребенка.Ну, вот именно своего - ни в коем случае не усыновлённого. Смотрела однажды передачу, где гости рассуждали на тему бездетности и высказывались в духе: не можешь родить - усынови, и негодовала. Мне не нужен чужой ребёнок!

Я была готова на всё. Обследования, анализы (врачи предполагали, что причина наших бед - внутриутробная инфекция невыясненной этиологии), два курса лечения в московской клинике у известного профессора. И вот я снова беременна, и в положенный срок у меня рождается девочка. Она прожила всего месяц.

Я не помню, о чём говорила, о чём думала, как я вообще жила в это время. С мужем через два года после смерти дочери мы расстались. А через год после развода я совершенно случайно (хотя случайностей, конечно, не бывает), встретила её - мою дочку.


Источник фото: архив автора

Любимая дочка ждала в детском доме

Ей было четыре года, она воспитывалась в детском доме. Помню, впервые взяв её на руки, я подумала словами ослика Иа из мультфильма:

Это мой любимый размер...

Трогательная, беззащитная, какая-то потерянная, родная моя девочка.

Документы на удочерение я оформила очень и очень быстро. И пускай не я учила её первым словам и шагам, не видела её смешным младенцем, зато я показала ей корову в деревне и волны на море, отвела её в первый класс и исполнила новогоднюю мечту.

Я могла бы на этом закончить свой рассказ и сказать: "У моей истории счастливый конец". Но жизнь, безусловно, намного интереснее того, что мы о ней иногда представляем. Недавно я снова стала мамой - беременность была лёгкой, роды - замечательными. И я могу сказать, что люблю своих дочек одинаково - нет, всё же по-разному, но одинаково сильно.


Источник фото: архив автора

Конечно, мою жизнь наполняют не только дети - они важная, но не единственная её часть. Если бы я не стала мамой, я бы всё равно постаралась стать счастливой. Хотела бы я, если бы могла, изменить своё прошлое, свою судьбу?.. Не знаю. Это был тяжёлый путь, но это был путь к себе.

Я понимаю: всё, что с нами происходит, - к лучшему, и всё случается в нужное время. Жизнь продолжается, и я постараюсь научить своих детей с благодарностью проходить её уроки и беречь её, жизнь, в каждом человеке - крошечном и стареньком, здоровом и не очень.

А. Листопадова

Что сказать матери, потерявшей ребенка?

Я - мама двух малышей: Анечки и Алёши. Ещё у меня есть старшая, взрослая дочь. Могу сказать, что я - многодетная мама…,если бы только не одно НО.. .Мои малыши - Ангелы.

Когда я выходила замуж, даже в страшных снах не могла себе представить, что мне придется хоронить своих детей, ходить на кладбище. Выбирать игрушки детям, которых нет со мной рядом и приносить их на могилу.

Смерть ребёнка. Страшно, нелепо, противоестественно… Погрузившись в это горе дважды я поняла, что нет ответов на вопросы «за что?», «почему?», «для чего?». Поверьте мне, их просто нет. Все разговоры про грехи предков, про то, что ребенка (или его родителей) уберегли от чего более страшного, не имеют никакого отношения к трагедии. На самом деле мы мало что можем контролировать. Кто-то назовёт это волей Высших Сил, судьбой, кармой или роком. К сожалению, мы можем просто принять это как данность. Никто не виноват, мы не заслужили это ничем.

Некоторые становятся религиозны, кто-то идёт к «бабкам», другие интересуются восточными практиками…много чего. Но цель и итог один - принятие этого горя.

Потеряв дочку, я смирилась. Но когда умер и мой сыночек, меня это просто раздавило… Было ощущение нереальности происходящего: «Опять? Мы опять через это проходим?». Мне казалось, что я схожу с ума. Что кто-то хочет, чтобы меня просто не было, так как я была готова уйти вслед за детьми. Потом я увидела, как страдает мой муж, моя старшая дочь. Я подумала, смогу ли я принести им ещё большее горе? А мои пожилые родители? Ведь я одна дочь у них. Нет, это не решение.

Так что же сказать матери, потерявшей ребенка?

Горюй, плач…временных рамок не существует. Кто-то быстрее справляется, у кого-то уходят годы на то, чтобы смириться с потерей. Но безнадежно предаваться отчаянию не стоит. Нам еще потребуются силы. Впереди, в предстоящей новой жизни, нам предназначено осознанно прожить и слезы пополам с болью, и открыть в себе новые возможности духа, и помочь выстроить себе и своим близким жизнь в изменившемся мире. В этом мире будем ЖИТЬ мы и наши родные люди. И сейчас надо держаться вместе, и, помогая друг другу, переносить это горе.

Родители не утратят своей веры в Высший порядок и справедливость Вселенной, если они поймут, что смерть ребенка имеет свою цель, каким бы ни было их горе в этот момент. Мы можем довериться логике космического порядка в том, что смерть имеет смысл, даже если этот смысл недоступен нашему постижению. Это немного облегчает наше отчаяние, и по мере того, как проходит время, перед нами открывается более глубокий смысл жизни, чем тот, который мы видели раньше.

Наступило время перемен, правда, которые мы не планировали, и нам предстоит многое понять о себе, разобраться в реалиях наступившей жизни, и построить свою новую судьбу.

Надо прожить горе и учиться жить заново, в другом мире, с другими ориентирами.

Обнимаю Вас всех, Ольга…

Свойство есть у памяти такое, -

С детства радость помня наизусть,

Горе - даже самое большое -

Обращать в приглушенную грусть.

Как уйти от дорогой могилы?

Как забыть? Уйми глухую дрожь,

Если горе сразу не свалило,

Значит, ты его переживешь.

Если б нам не помогала память,

не гасила прошлое вдали, -

Все пройдя, что пережито нами,

Мы бы жить, наверно, не смогли.

(Лев Иванович Ошанин)

Дорогие друзья!
Этим летом мы побывали в детских хосписах в Англии. Нас поразило, как люди там заботятся и помогают друг другу. Никто не остается со своим горем один на один, всегда рядом есть кто-то, способный если не понять, то хотя бы внимательно выслушать. Наверное, только так и можно выдержать болезнь и уход ребенка.

В детских хосписах Англии есть традиции, которые показались нам очень важными. Где-то сад памяти – растут розы, течет ручей, в ручье лежат камни, на каждом – имя ребенка. Эти камни приносят в сад родители. Где-то стоит скамейка с именем ребенка и приглашением посидеть и полюбоваться любимым видом ребенка в память о нем. Где-то дерево, каждый листочек которого носит имя ушедшего ребенка.

И в каждом хосписе родители иногда собираются вместе. На этих встречах зачитывают имена детей, смотрят фотографии, вспоминают что-то доброе и светлое о них. И вместе делают что-нибудь памятное – вырезают из бумаги бабочек, привязывают к воздушным шарам и выпускают в небо, зажигают свечи и вместе молчат или вместе молятся.
В английских хосписах есть книги памяти, где собраны удивительные истории детей, которые даже за свои несколько лет очень многому нас научили. Собирают библиотеки с книжками, помогающими пережить боль расставания. Книгами меняются, библиотека все время пополняется. В хосписах не забывают памятные даты – день рождения ребенка, день ухода, именины.

Нам кажется, что некоторые традиции английских хосписов очень важно было бы перенести и к нам. Всегда есть и будут одинокие мамы и папы, которым некому рассказать о своей боли. Кто как не человек, тоже потерявший ребенка, сможет понять в такой ситуации.

Очень важно, чтобы и в нашей стране появилось бы сообщество родителей, куда мамы и папы, которым сейчас очень плохо, могли бы прийти за поддержкой. Это могут быть общие встречи, на которых будет рождаться личная дружба, это может быть переписка по интернету для тех, кто живет далеко. Мы сами еще не понимаем, как лучше все организовать, но точно знаем, что нужно держаться вместе. Если среди тех, кто читает этот текст, есть родители, которые хотят того же – пожалуйста, пишите и звоните нам!

17 октября 2009 года, в эту субботу, мы попробуем собраться все вместе в центре Москвы и подумать, что нам делать дальше. Если вы не можете приехать в ближайшую субботу – ничего страшного, мы обязательно будем встречаться снова и снова. Если вы хотите получать информацию о наших встречах или просто переписываться, мы всегда будем вам рады.

Наташа Лубчинская -

"Кстати вы не ответили мне где я прошу вас процитировать где я запрещаю горевать по братьям и сестрам"

Я не писала "про запрещаете горевать". В моем высказывании таких слов нет. Я писала, про то, что вы считаете, что имеет право рассказывать свое горе только человек сам перживший это, а все остальные, которые выше написали, а там были и братья и сестры, не имеют на это право. Вот пост девушки написавшей вам:

"Шмелик сама такая мама...Однако меня тоже резанул ее пост.В моей семье произошла тоже трагедия и мама ушла вслед за братиком через 1,5 года и она не напишет не шмелику не автору.А я сама будучи ребенком растившая братика вместо мамы с начала маминой болезни с 4лет и до 13 лет братика писать об этом права не имею я "не так боль чувствовала" у шмелика онож сильнее."

Вы не сказали ей, что она не правильно поняла, вы никак не поправили её. Ваш ответ был следующим:

"Анонимус, ну давайте я цинично ухмыльнусь на ваше замечание. Что вас-то так могло резануть в моем посте? Уж вы то должны понимать как мягко говоря не приятно слушать "страшные истории" людей (и которые славу богу не пережили этого) про все это..Представляю как какая та моя соседка пишет здесь про меня. Н-даа..."

Причем тут соседи, да ещё и циничная ухмылка? Вас она спросила напрямую, почему по-вашему мнению она не имеет права рассказать о своем братике. вы ей про соседей, при этом цинично ухмыляясь. Скорей всего это было недопонимание, вы просто недоговорили, так как это само собой подразумевается? Но человеку вы этого не сказали. и впечтление сложилось иное.

Ну а на предыдущие две цитаты, я уже ответила постом выше.
"Вы действтиельно не запрещали горевать, вы просто на проявление горя говорили следующее"

Теперь понятно где собака зарыта, я говорила не "на проявление горя", а на ваше высказывание о том что с вашей точкой зрения, чужим горем делиться нельзя, им должен делиться только сам переживший его. Именно это я имела ввиду под словом "реагируете". Вот и все не больше ни меньше. Когда я говорила, вы неправы, я говорила именно об этом утверждении, вы же читали для себя "вы не правы в проявлении своего горя". хотя я об этом нигде не говорила. теперь я поняла и вашу рекцию на мое одобрение Элизабет Сауттер Шварцер. А я никак не могла понять, почему вы так реагируете, ведь я пишу, что её высказывания были написаны отдельной статьей, в рекомендательной форме. Для кого-то её советы могут быть актуальны, для кого-то как, я уже вам писала, они могут навредить, так как мы горе переживаем по разному. Теперь поняла, вы думали, что я осуждаю проявление вашего горя, в то же время, соглашаюсь с ней. :-) Да, мудрено. Я не осуждала вас, я писала вы не правы в своем высказывании в первом посте, на мой взгляд. Как видите, я написла "Вы не правы", имея в ввиду лишь ваше высказывание в этом топике, вы читали "Вы не правы" имея в виду "проявление горя". Ну слава богу разобрались и я думаю, мы на том и разойдемся. Пора уже, теперь понятно, что это были разночтения и не более.