Хотите, чтобы ваш ребенок рос счастливым? Мечтаете стать хорошим родителем? Планируете узнать больше о процессе воспитания? Тогда вы обратились по адресу! Людмила Петрановская помогает будущим и уже состоявшимся родителям реализоваться.

Биография Людмилы Петрановской

За плечами у Людмилы филологическое образование и институт психоанализа. Она, как никто другой, разбирается в отношениях между родителями и детьми. Искренне “заболев” психологической проблемой адаптации детей-сирот в новых семьях, она создала целую образовательную организацию для приемных родителей. Кроме того, Людмила активно популяризирует тему привязанности. Известность ей принесла серия книг с советами для младшего школьника, помогающих найти выход в различных жизненных ситуациях.

Книги, лекции и вебинары Людмилы Петрановской - это:

В книгах Людмилы Петрановской вы найдете ответы на любые вопросы о воспитании детей. Перед вами откроется новый мир родительства: улучшится взаимодействие с ребенком, воспитание станет интересным и увлекательным процессом.

Людмила Петрановская говорит о сложных вещах простым языком. Вы поймете, что делать с эмоциональным выгоранием, и как не потерять при этом себя. Узнаете о роли привязанности в жизни ребенка, научитесь управлять трудным поведением. И это далеко не все!

Людмила Петрановская обучит мастерству быть родителем. Удивительные психологические приемы помогут вырастить по-настоящему счастливого ребенка.

| | | Психология | | .

ВОСЕМЬ ФАКТОРОВ, ТРАВМИРУЮЩИХ ДЕТСКУЮ ПСИХИКУ В ДЕТСКИХ ДОМАХ

Есть такие обывательские представления, что детям в детском учреждении одиноко, грустно и не хватает общения. И вот стоит нам начать ходить туда, мы устроим детям общение, и их жизнь станет более радостной. Когда же люди действительно начинают посещать детский дом, они видят, что проблемы у детей гораздо более глубокие и порой даже пугающие. Кто-то - перестает ходить, кто-то продолжает, пытаясь изменить ситуацию, кто-то понимает, что для него единственно возможный выход - хотя бы одного ребенка забрать из этой системы.

В регионах еще можно встретить детские дома, где дети не ухожены, не лечены и так далее. В Москве подобного учреждения не найдешь. Но даже если мы посмотрим на детей из детских домов, благополучных в материальном плане, то увидим, что они отличаются от «домашних» по восприятию, по реакции на ситуацию и так далее.

Понятно, что и детские учреждения могут быть разными: детский дом на 30 детей, откуда дети ходят в обычную школу, отличается от «монстров» на 300 человек.

У детей, попавших в детские дома, есть прошлые травмы, непростой собственный опыт. И вот с этими травмами они попадают не в реабилитирующие, а наоборот, стрессовые условия. Некоторые из этих стрессовых условий:

1. «Диктат безопасности»

За последнее время многое изменилось, детские дома стали более оборудованными, но вместе с тем идет наступление «занормированности», диктат безопасности, «власть санэпидемстанции». «Вредными» объявляются мягкие игрушки, цветы на окнах и так далее. Но все-таки жить по-человечески хочется, и вот у ребенка появляется плюшевый мишка, с которым он спит, окна начинают украшать цветы. Перед проверками все эти запретные вещи прячутся в некоторых детских домах.

Очень сильно сократились у детей возможности заниматься чем-либо хозяйственно-полезным (опять же под лозунгом безопасности). Уже почти нет в детских домах мастерских, приусадебных участков, детям не разрешается участвовать в приготовлении пищи и так далее. То есть намечается тенденция «обматывания детей ватой» со всех сторон. Понятно, что в «большую жизнь» они выйдут полностью к этой жизни не готовые.

2. «Режимная жизнь»

Дети в детском учреждении находятся в постоянной стрессовой ситуации. Вот если нас, взрослых, отправить в санаторий советского типа, где в палате - 6 человек, где в 7 часов утра - обязательный подъем, в 7.30 - зарядка, в 8 часов - обязательный завтрак и сказать, что это не на 21 день, а навсегда - мы же с ума сойдем. Из любых, даже самых хороших условий мы хотим попасть домой, где едим, когда хотим, отдыхаем, как хотим.

А дети в таких стрессово-режимных условиях находятся всегда. Вся жизнь подчинена режиму. Ребенок не может подстроить свой день под свое самочувствие, настроение. У него невеселые мысли?

Все равно следует пойти на общее развлекательное «мероприятие». Он не может прилечь днем, потому что в спальню чаще не пускают.

Он не может «пожевать» что-то между приемами пищи, как это делают дети дома, потому что во многих учреждениях еду из столовой выносить нельзя. Отсюда - «психологический голод» — когда дети даже из самых благополучный детских домов со сбалансированным пятиразовым питанием, попадая в семью, начинает беспрерывно и жадно есть.

Кстати, в некоторых учреждениях пытаются решить это вопрос так: сушат сухарики и позволяют детям их брать с собой из столовой. Мелочь? Но ребенку важно поесть в тот момент, когда он захочет…

3. Ребенок не может распоряжаться собой в этом жестком распорядке. Он чувствует, что находится в резервации, «за забором».

4. Отсутствие личного пространства и нарушение личных границ.

Отсутствие дверей в туалетах, в душевых. Менять белье, совершать гигиенически процедуры даже подросткам приходится в присутствии других. Это стресс. Но жить постоянно ощущая его невозможно. И ребенок начинает отключать чувства. Дети постепенно учатся не испытывать стыда, стеснения.

Даже если в детском доме спальни на несколько человек, никому не придет в голову, что тут надо войти, постучавшись.

Понятие о личных границах у ребенка могут появиться, только если он видит, как эти границы соблюдаются. В семье это происходит постепенно.

Сейчас сиротам в обществе уделяют много внимания. Но чаще помощь, которую люди стремятся оказать детским домам, пользы не приносит, а наоборот - нередко развращает. Внешне получается - лоск в детских домах, а внутри - все то же отсутствие личного пространства.

Нет смысла покупать в учреждение ковры и телевизоры, пока там нет туалетов с кабинками.

5. Изоляция детей от социума

Когда говорят, что детей из детских домов нужно вводить в социум, речь чаще идет об одностороннем порядке: сделать так, чтобы дети ходили в обычную школу, в обычные кружки и так далее. Но не только детям нужно выходить, важно, чтоб и социум приходил к ним. Чтобы они могли пригласить в гости одноклассников, чтобы в кружки, которые есть в детском доме могли приходить «домашние» дети из соседних домов, чтобы жители этих домов приглашались на концерты, которые проходят в детском доме.

Да, все это требует от сотрудников лишней ответственности. Но здесь важно расставить приоритеты: ради кого вы работаете - ради детей или начальства?

6. Неумение общаться с деньгами

Многие дети в детских домах до 15 - 16 лет не держали в руках денег и потому не умеют ими распоряжаться. Они не понимают, как устроен бюджет детского дома, с ними не принято это обсуждать. А ведь в семье со старшими детьми подобные вопросы обязательно обсуждаются.

7. Отсутствие свободы выбора и понятия ответственности

В семье ребенок всему этому учится постепенно. Сначала ему предлагают на выбор молоко и чай, потом спрашивают, какую выбрать в футболку. Потом родители дают ему денег, и он может пойти и купить понравившуюся футболку. В 16 лет он уже спокойно один ездит по городу, а иногда и дальше.

Ребенок в детском доме с этой точки зрения одинаков и в три года, и в 16 лет: система отвечает за него. И в 3 года, и в 16 лет он одинаково должен ложиться спать в 21.00, не может пойти купить себе одежду и так далее.

Всем, кто работает с детьми в детских домах важно понять, что они имеют в виду: дети - это люди, которые потом вырастут и начнут жить жизнью нормальных взрослых; или дети - просто сфера ответственности до 18 лет, а что будет потом - уже не важно.

Странно ожидать, что у людей, у которых до 18 лет было 100% гарантий и 0% процентов свободы, вдруг в 18 лет вдруг, словно по мановению волшебной палочки, узнают, что значит отвечать за себя и за других, как распоряжаться собой, как делать выбор… Не готовя ребенка к жизни и ответственности, мы обрекаем его на гибель. Или намекаем, что во взрослом мире для него есть только одно место - «зона», где нет свободы, но и нет ответственности.

8. Неверные представления о внешнем мире

Не вводим ли мы сами детей в заблуждение, делая так, что каждый выход в мир для них - праздник? Когда все носятся с ними, заняты им. А еще по телевизору показываю этот мир, где как будто у каждого встречного - сумки дорогих марок, дорогие авто и мало забот…

Однажды психологи провели эксперимент и предложили детям из детских домов нарисовать свое будущее. Почти все нарисовали большой дом, в котором они будут жить, множество слуг, которые за ними ухаживают. А сами дети - ничего не делают, а только путешествуют.

Психологи сначала удивились, а потом поняли, что ведь дети так и живут: в большом доме, за ними ухаживает много людей, а сами они не заботятся о других, не знают, откуда берутся средства к существованию и так далее.

Поэтому, если вы берете ребенка домой на «гостевой режим», важно стараться вовлекать его в вашу повседневную жизнь, рассказывать о ней. Полезнее не в кафе ребенка сводить или в цирк, а к себе на работу. Можно обсуждать при нем семейные заботы: кредит, то, что соседи залили и так далее. Чтобы жизнь внешняя не представлялась ему сплошным цирком и Макдоналдсом.

Людмила Петрановская также отметила, что волонтерам важно изменить тактику в отношениях с руководством детских домов и из таких просителей: «А можно мы поможем детям?» стать партнерами, общаться на равных. Нужно говорить с ними не только о детях, но и о них самих, о возможных вариантах развития. И умные руководители будут прислушиваться, ведь им важно сохранить учреждение (рабочие места) на фоне того, что детские дома в том виде, в котором они существуют сейчас, обречены - может быть через 10 лет, может быть - через пятнадцать… Но сохранить можно, только реорганизовав, не пытаясь цепляться за старое.

Кто не ловил себя на мысли: «А вот в наше время…»? Дети больше читали, больше общались, больше учились… И вообще - были другими. Так ли это? С чем связан неизменный конфликт отцов и детей, поколения прошлого и нынешнего? Интересное мнение Людмилы Петрановской, семейного психолога и специалиста по семейному устройству детей-сирот.

— Яркие портреты формируются после исторических катаклизмов. Представим себе альпийский луг, где цветут самые разные цветы. Это нормальное состояние общества: семьи разные и дети. Когда происходит мощная историческая травма — война, массовые репрессии, массовая депортация, — по этому лугу проходит газонокосилка, превращает его в стерню: уже не поймешь, где лютик, где мак, где ромашка. У следующего поколения появляются однотипные семейные ситуации: после войны чуть ли не в каждой семье — отсутствующий папа, переутомленная мама с отмороженными чувствами… Начиная с третьего поколения эта ситуация размывается, и личные обстоятельства начинают играть большую роль. К четвертому поколению последствия травмы в целом стираются. Снова нарастает травка, зацветают цветы.

Травматичными были 90-е годы. Они несопоставимы с войной, тем не менее уровень жизни катастрофически упал, люди оказались дезориентированы. И поколение детей начала 90-х, мне кажется, больше всего травмировано выражением беспомощности на лицах родителей, их неуверенностью в завтрашнем дне. Отсюда у детей этого поколения — неуверенность и социальная пассивность: хочу, чтобы все было, но не знаю, что для этого делать. И дефицитарность мира: у других всего больше, у других все лучше…

— А может, наоборот, их разбаловали родители, которые вкалывали, как лошади, чтобы у ребенка всегда все было?

— У меня тоже было время, когда я не могла купить старшему мороженое, а «сникерс» мы резали на всю семью. А в жизни младшей этого вообще не было — и, казалось бы, она должна быть более избалована. А на самом деле — наоборот: сейчас те, кому 14—15 лет, уже интересуются благотворительностью, они в гораздо меньшей степени потребители. Они готовы всем все отдать. Дело не в избалованности, а в травмированности: родители-добытчики психологической безопасности сами не имели и детям дать не могли. Дети и подростки начала 90-х — гораздо более неуверенные. Следующее поколение спокойнее, легче относится к ограничениям (не считая, конечно, детей в особых обстоятельствах: скажем, приемные родители другое рассказывают). Сейчас вот этих переживаний — у кого какие джинсы, у кого какой телефон — очень немного осталось.

— Зато есть другие факторы, которые влияют на это поколение. Изменилась информационная среда, прилепила детей к телевизору и компьютеру, отвлекла от книги.

— Для нас отношения этих детей с информационной средой — черный ящик. Мы здесь похожи на курицу, которая высидела утят и теперь в панике мечется по берегу. Мы не особенно понимаем, что они там делают, насколько им там безопасно. Недавно родители жаловались мне на встрече, что дети не читают. А я напомнила им про Фамусова, который был очень озабочен тем, что дочь его читает романы. Родители говорят: «Ну это же зависимость!» А когда вы Толкиена читали в 12 лет, а его бы у вас кто-то отнял, — ваша реакция отличалась бы от ломки? Компьютер тоже дает возможность пожить в параллельной реальности.

Мы не очень понимаем характер их общения. Вроде бы они общаются меньше, но, с другой стороны, — общаются непрерывно. В каком-то смысле они и футбол смотрят вместе, и на каникулы не расстаются, хотя могут быть в разных странах. Они все равно обмениваются шутками и фотками. Это общение другого качества, но нельзя сказать, лучше оно или хуже.

Есть вопрос безопасности. Можно увидеть кучу всякой дряни, нажав пару кнопок. С другой стороны, в нашем детстве тоже кто-то какие-то картинки показывал. Вопрос в том, чтобы у ребенка был понимающий взрослый. Он сумеет объяснить, что порно, скажем, смотреть не надо не потому, что увидишь что-то не то, а потому, что в жизни все устроено не так: и отношения между людьми, и секс не так устроен, а в силу ограниченности опыта можно этого не понять.

— А еще эти дети совершенно не слушают взрослых, учителей в грош не ставят.

— Если дети не слушаются чужих взрослых (а не вообще любых взрослых) — это само по себе прекрасно. Это показывает, что у человека нормальная привязанность к своим, нормальная ориентировочная реакция: «Своих слушаюсь, чужих нет — по крайней мере, пока они не покажут мне, что им можно доверять». Учитель должен показать ребенку, что он достоин доверия, тогда дальше все идет нормально. А если он показывает, что он источник насилия, а не защиты и заботы, то дети ведут себя соответственно.

— Дети отупели? Пусть на себя посмотрят.

— Вузовские преподаватели жалуются, что качество подготовки абитуриентов упало. Дети стали хуже учиться?

— Тут очень много факторов. И то, что самые сильные уезжают, не доходят до этих преподавателей. И то, что образование у нас на глазах перестало быть социальным лифтом, что его очень сильно дискредитирует и мотивацию снижает. Когда мы смотрим на парламент, наполненный спортсменками и чьими-то любовницами, дети понимают, что карьера не имеет никакой связи с образованием. И это не вызывает острого желания учиться. Образование не ощущается как нечто полезное. Моя знакомая, которая вернулась из Германии, где училась на юриста после российского вуза, говорит: там никто не верит, что у нас на экзамене надо знать текст закона наизусть. Зачем его учить — вот же он лежит? Можно знать закон наизусть, а потом не понимать, как быть с конкретным делом. А там — десятки кейсов, хитроумных, специально подобранных, набитых непростыми противоречивыми ситуациями. Все образование построено на работе с конкретными кейсами и их обсуждении. Для студентов это сложно, они месяцами работают по 14 часов в сутки без выходных, чтобы получить диплом, но у них нет ощущения, что они занимаются дурью, что это издевательство. Дети не дураки, они все понимают, и если предлагают бессмыслицу, это очень отрицательно сказывается на их мотивации.

— Как лечить-то это все?

— Революция? Я не знаю, какой еще может быть ответ, когда не работают социальные лифты. А из мирных способов: не выносить мозг учителям, и они многое устроят. Вообще образованию не нужна такая степень контроля и регламентации. В Москве, а за ее границами — тем более, сейчас частную школу создать невозможно: не потому, что нет желающих, а потому, что так много регламентирующих и контролирующих инстанций, что миссия невыполнима. Зачем это? Государство должно контролировать безопасность на самом базовом уровне, чтобы никто не открывал частную школу в подвале с крысами и не учил колоть героин. Все остальное может быть по-разному. Пусть родители выбирают: ведь у детей очень разные потребности в образовании, пусть для каждой потребности будет возможность. В конце концов, люди платят за это деньги в виде налогов, почему у них нет возможности выбирать подходящую услугу для своего ребенка. Мне кажется, что если бы от школы отстали, это было бы огромным плюсом.

— Получается: отстаньте от детей, с ними все в порядке? Чините свое общество?

— Ну… да. Проводили же в Америке, где школы очень разные, исследования, пытались отличить хорошие школы от плохих. И выяснили, что не важно, в каком районе школа находится, насколько она богата, большая она или маленькая, какие у нее программы — классические, с латынью и древнегреческим, или ультрасовременные. Важно другое. Во-первых, автономия школ — каждая со своими правилами, границами, стратегией. Второе: активное участие родителей в определении этой стратегии, сотрудничество с родителями, но сотрудничество не как с заказчиками химчистки — вот мы вам чумазенького привели, а вы нам чистенького верните, — а творческое и материальное их участие в попечительском совете. Третий фактор — отношения учителей с учениками: уважение, внимание, интерес. Эти три фактора делают школу успешной независимо от того, обычная это школа в спальном районе или дорогая частная.

Не воевать - любить!

"Какое-то время назад был такой текст в интернете про человека, который в семейном кризисе со своей женой дошел до очень плохих состояний. У них уже все шло к разводу, причем к такому болезненному разводу, они практически друг друга не могли выносить, не могли видеть. В какой-то момент он даже уехал из дома и не ночевал там, уехал куда-то в мотель. Ему было настолько плохо, что он стал молиться и просто спрашивать в глубине себя: что же я могу сделать-то, что же так плохо-то, почему вся жизнь семейная рушится? И вдруг к нему пришло такое решение: он перестанет качать права, перестанет что-то требовать от жены. А просто попробует что-то сделать для нее, сделать ее жизнь немножко лучше.

И когда на следующий день он вернулся домой, то задал жене вопрос:

«Что я могу сделать для тебя? Как я могу сделать твой сегодняшний день лучше, легче, приятнее?» Естественно, поскольку к этому времени они уже очень давно были в ссоре, жена только возмущенно отвернулась и ничего ему не сказала.

На следующий день он опять задал этот вопрос, она опять сказала, что он издевается над ней, и отвернулась. Наконец, на третий или четвертый-пятый день, когда муж задал этот вопрос, жена ему сказала: «Ой, посуду помой, отвали уже только».

Он пошел помыл посуду, помыл всю кухню. На следующий день также помыл посуду, и на следующий день, и на следующий день... И когда муж уже неделю или две мыл посуду, как-то утром он снова задал жене вопрос: «Я мыл посуду, я и сегодня помою посуду, может быть, еще что-то я могу для тебя сделать, еще чем-то могу улучшить твой день?»

В какой-то момент жена расплакалась, и они начали разговаривать. Это был такой нормальный уже разговор об отношениях. Не предъявление претензий, они говорили о том, как на самом деле им было тяжело все это время в ссоре, как они нуждались друг в друге, как они на самом деле любят друг друга и хотят быть вместе. Обратите внимание: это рассказ про то, что человек не пытался изменить жену вообще, он просто показывал ей, что она ему дорога, что он готов ради нее что-то делать, не ведясь на ее хамство (как она ему отвечала в первые разы).

Смысл в том, что это могла быть жена, это мог быть муж, это мог быть кто угодно, и это может быть сделано с любой стороны, с любого конца. В какой-то момент человек перестает воевать. Просто он говорит: «Все, я не воюю с тобой». Когда идет война на стадии разочарования долго-долго, иногда многие годы, с огромным количеством обид, претензий и так далее, вдруг человек говорит: «Ну все, я не воюю, я вот эти все счета просто рву, я не жду, что ты их оплатишь, удовлетворишь, просто я их обнуляю. И я хочу попробовать что-то сделать для тебя безо всяких обязательств с твоей стороны, без того, чтобы ты изменился в нужную мне сторону, без расчетов, что я буду мыть посуду, а ты за это меня снова полюбишь».

Тот человек написал, что он дошел до последней степени отчаяния, разрушился. Он сказал, что я больше не воюю, я больше не качаю права, я больше не считаю, этот человек дорог мне, и я поэтому что-то делаю для него. Да, это страшно, потому что когда мы вышли со второго «этажа» с огромным количеством брони, мы привыкли постоянно защищаться, мы держим удар, следим, чтобы на нашу уязвимость никто никак не посягнул.

Здесь речь идет о том, чтобы признать свою уязвимость, свое несовершенство: да, этот человек может сделать тебе больно, он может отвергнуть тебя – вот ты приносишь свою любовь и заботу, а он может тебя послать, вполне может. И согласиться с этим, не прятаться, не бежать от этого сломя голову – это и есть готовность к искренности, которая открывает новый шанс, дает возможность сделать этот рывок.

Помните, мы говорили, что на ногах бетонные гири – они не умозрительные, это не выдумка. Вы не можете это просто шаг за шагом мирно пройти. Здесь нужно взлететь, чтобы они остались внизу.

И в момент разрушения, когда ты говоришь: «Мне дорог этот человек», – это и есть тот момент взлета.

Ты нарушаешь правила, потому что и синий, и зеленый «этажи» живут так, постоянно закрываясь, защищаясь, надо быть бдительным, смотреть, чтобы кто-то не увидел тебя раздетым, психологически раздетым.

А тут ты вдруг говоришь: «Да фиг с ним», – все это снимаешь. И тогда бетонная гиря остается, а ты можешь взлететь на следующий уровень. Хорошая новость тут в том, что это можно сделать с любого конца. Это справедливо не только в отношениях родителей, но и в отношениях с детьми.

Ведь и с детьми часто мы зависаем в этой войне: мы постоянно с чем-то боремся, чего-то хотим от них, что-то требуем. Мы ставим свою любовь и хорошее отношение к ним в зависимость от условий – от того, как они будут себя вести, как они будут учиться, как они будут с нами разговаривать и т.д. Это тупик.

В этой войне можно провести годы, и никто не выиграет, но будет много жертв. Важно оставить это все.

Я люблю этого ребенка независимо от того, как он учится, как и что он делает, насколько он мне благодарен и так далее. Когда мы можем так к этому отнестись, в этот момент открывается возможность оказаться выше всего этого, освободиться. Конкретные пути могут быть разными – не обязательно мыть посуду – это может быть что-то другое, потому что главное – внутреннее состояние.

Вы спрашиваете: «Смирение со стороны партнера разве не называется изменением себя под воздействием воли другого?» Понимаете, такие термины, как «поражение» – из описания войны. Смысл не в том, чтобы победить или проиграть, потерпеть поражение или подписать капитуляцию. Смысл в том, чтобы отказаться воевать, это позиция ненасилия: я с тобой не воюю. От того, что ты делаешь человеку хорошее, ты не проигрываешь.

Ты делаешь человеку хорошее – и это твой свободный выбор.

Конечно есть большая разница между любовью и созависимостью, когда ты просто удовлетворяешь потребности другого человека и свои, потому что ты в себя не веришь и на самом деле точно знаешь, что никому на свете не нужен, что единственный твой шанс – прожить эту жизнь так, чтобы тебя не прогнали, то есть нужно быть очень удобным и необходимым кому-то. Это конечно не про свободу, а про очень глубокое застревание.

Но если мы говорим про взлет с этого уровня, то это о другом: я принимаю то, что ты можешь обойтись без меня, я принимаю то, что ты можешь не принять мой дар, что ты можешь сказать: «Нет, я с тобой не хочу». Но пока на данный момент я с тобой хочу, хочу делать для тебя что-то хорошее, хочу принести какую-то радость в твою жизнь. Это очень сильная свободная позиция – не про подчинение, не про проигрыш, а про спокойное принятие.

Что делать, если кто-то хочет, чтобы вы изменились? Все то же самое. Почему человек хочет, чтобы кто-то изменился? Потому что он не может убрать перегородку, ему очень страшно. Он не может принять другого целого, в том числе он не может принять себя целого. Мы можем отказываться измениться, но мы можем спросить: "Что я могу сделать для тебя?" Когда человек говорит: "Для меня ты можешь измениться", – он ошибается. На самом деле нам никогда не нужно, чтоб другой человек изменялся. Но у нас могут быть какие-то конкретные пожелания в связи с нашими потребностями.

Понимаете разницу? Если я говорю, что мне с тобой плохо, меня человек спрашивает: «А что я должен сделать?» – «Ты должен стать заботливым». Это ни о чем. Или я говорю, что мне плохо; человек спрашивает: «А что я могу для тебя сделать?» – «Ты мог бы мне сделать чаю, принести в постель?» Это уже не про то «изменись», а про «сделай что-нибудь».

И когда мы спрашиваем близкого человека, который недоволен: «Что я могу для тебя сделать? Чем я могу тебе помочь?» – мы снимаем вопрос об изменениях. Мы не обсуждаем с ним вопрос, как бы мне удариться оземь, измениться.

Мы спрашиваем: у тебя потребность какая, ты чего хочешь? Что я могу сделать, чтобы твоя потребность была удовлетворена, что я могу сделать для тебя? Это другой уровень, это уже не перетягивание каната, кто кого заставит измениться. Поэтому здесь нет каких-то таких очень четких алгоритмов, простых, вроде: делай раз, два, три – и все будет прекрасно. Это внутреннее состояние. Что мне нравится в том рассказе – акцент на внутреннее состояние. Это произошло изнутри. Это не про «мой посуду», а про то, что он внутри разоружился". опубликовано econet.ru

Людмила Петрановская - удивительный человек. Несмотря на то что своей целью она видит помощь детям, оставшимся без родителей, она по факту помогает многим родителям лучше понимать суть воспитания и выстраивать гармоничные отношения с детьми, не только с приемными, но в первую очередь с собственными. В статье вы можете узнать о ее биографии, книгах и ознакомиться с самыми актуальными идеями и мыслями, которые она высказывает.

Людмила Петрановская: биография

Родилась 20 апреля 1967 года в Узбекистане. По первому образованию филолог, психологическое образование получила в Институте психоанализа, специализируется на семейном консультировании и психодраме. В 2002 году ей присуждают премию Президента РФ в сфере образования. В 2012 году Людмила Петрановская создает институт развития семейного устройства для детей-сирот. Институт является общественной организацией, цель которой - подготовка специалистов в этой сфере. Для психолога важно, чтобы дети, оставшиеся без родителей, не попадали в интернат, так как это совершенно ненормальный мир.

В широких кругах Людмила Петрановская, фото которой можно увидеть ниже, стала известна благодаря своим книгам, посвященным вопросам воспитания детей. Книги написаны с целью помочь приемным родителям, но и родители не приемных детей находят в них очень много ценного для себя.

Книги Петрановской

Воспитание, родители, взаимоотношения - круг вопросов, которые исследует Людмила Петрановская. Дети - основная тема ее книг. Самые популярные работы: «Если с ребенком трудно», «Что делать, если», «Дитя двух семей», «Минус один? Плюс один!», «Тайная опора: привязанность в жизни ребенка», «В класс пришел приемный ребенок».

Кроме этого, она ведет ЖЖ, много пишет о разном: о тренингах личностного роста, об их сомнительной пользе и технике безопасности, о травме поколений, о новых навыках в комплекте со старыми представлениями и к чему это приводит, об эмоциональном выгорании родителей и многом другом полезном, актуальном, задевающем за живое. В небольшой статье невозможно охватить все творчество этого удивительного человека, поговорим об одной актуальной теме, которую поднимает Людмила Петрановская. Ее не принято обсуждать, но она порождает большое количество проблем.

Эмоциональное выгорание у родителей

Хотите узнать больше?

Всем родителям, настоящим или только планирующим начать реализовывать себя в этой роли, хотелось бы порекомендовать обязательно прочесть книги, которые написала Петрановская Людмила. Вы найдете для себя много полезного, какие-то сложные вещи окажутся гораздо проще и легче.

Кроме этого, стоит подписаться на живой журнал психолога, где она регулярно делится своими мыслями и рассказывает о проектах. В социальной сети «ВКонтакте» есть ее неофициальная группа, где собрано много интересной и полезной информации о воспитании, которую дает Людмила Петрановская. Психология - тема, которая в ее подаче становится более простой и понятной.

Также психолог периодически проводит семинары для родителей, где можно получить важную информацию о том, как вырастить ребенка счастливым, но при этом не потерять себя, где найти маме силы и многое другое, задать вопросы тренеру лично. Проводит она их не только в Москве, но и в других крупных городах России. Например, не так давно семинары проходили в Красноярске и Новосибирске. Также есть возможность попасть на онлайн-лекции, которые читает Петрановская Людмила.