Собираться побыстрее не вышло, потому что со штанами ещё туда-сюда, но пролезть в рукава рубашки, не выпуская кулёк из рук, было сложновато. И ботинки зашнуровать тоже, но поставить кулёк на пол Женька не рискнул: Мама им очень дорожила.

Что ты копаешься? Опаздываем! - ворчала Мама, надевая на женькину спину рюкзак со своим страхом не соответствовать.

На улице Женькины дела шли поначалу неплохо, но на остановке Мама едва не пропустила нужный автобус из-за Женьки, который загляделся на полосатого уличного кота и поэтому не слышал маминых криков: “Женя! Пятнадцатый!”

Раззява!.. - напряжённо процедила Мама, тащя Женьку за руку на свободное место. - Сядь нормально! - добавила она и пихнула ему на коленки своё раздражение.

В автобусе тоже было скорее хорошо, ведь место Женьке досталось у окна, и, притом, везти на себе поклажу, когда сидишь – совсем не тяжело.

Когда автобус приехал к “нашей остановке”, Женька, подхватив под мышку коробку с маминым раздражением, выпрыгнул со ступенек на асфальт. Прыжок вышел не очень удачным: Женька приземлился на коленку и замарал брюки.

Да за что же мне это! - сморщив лицо и пугающе постарев от этого лет на двадцать, Мама очистила женькину штанину, и, пробурчав: “Позорище!”, положила в его привычно протянутые руки объёмный свёрток. Свёрток был хитрый: внутри его лежал стыд, обёрнутый неполноценностью, которая в свою очередь была завёрнута в превосходство, и это последнее как раз и придавало свёртку внушительный объём.

Свёрток был не так уж тяжёл, ведь превосходство в нём было дутое, но он загородил почти весь обзор, и Женьке приходилось ориентироваться только по звуку маминых шагов.

Перед тем как войти в Евгению Петровичу, мама осмотрела, всё ли у Женьки в порядке, а так как руки у него были заняты, свою боязнь отвержения она повесила ему через плечо.

В кабинет Евгения Петровича Женька зашёл боком – так было лучше видно, хотя видно всё равно было мало, почти что ничего.

Привет! - услышал он откуда-то из-под потолка – Тебя как зовут?

Здравствуйте, Евгений Петрович. Его зовут Женя. Я женина Мама, я вам звонила, мне рекомендовали…

Мама затараторила сразу много слов, из которых Женька успевал разбирать только привычные:

Учительница жалуется… Уроки все со скандалом… Все дети как дети… Нервы мотает мне… Сил уже никаких нет… Невнимательный, витает в облаках… Стыдно в школу зайти…

Евгений Петрович слушал долго, а потом спросил:

Вы пришли проконсультироваться по поводу ребёнка?

Мама кашлянула.

Ну… Да…

А почему же вы не привели его с собой? Мы вроде бы об этом договаривались?

Мама раскрыла глаза.

Так вот же он! Женя, поздоровайся!

Но Женька не успел открыть рот…

Извините, но ребёнка я здесь не вижу. Это носильщик!

Что? - не поверила своим ушам Мама.

Замечательный, надо сказать, носильщик, дисциплинированный, настоящий профессионал! Стоит, держит на себе весь ваш багаж и слова не скажет, что устал, что ему здесь неинтересно…

Вы что несёте? - прошептала побледневшая Мама. -Вы издеваетесь? Мне о вас так хорошо отзывались, это что, шутка?!

Не бойся, девочка, - сказал Евгений Петрович и погладил Маму по голове – тебя никто не ругает.

Какая я вам девочка??!!

Обыкновенная. Лет десять – одиннадцать. Смотри сама! – Евгений Петрович указал рукой на большое зеркало, в котором отражалась похожая на Маму школьница в коричневой форме, с растрёпанной “корзиночкой” на голове, нервно теребящая измазанные синей пастой пальцы. Вид у школьницы был виновато-испуганный, словно она ожидала, что сейчас достанется от учительницы на несделанное домашнее задание.

Что за дурацкие фокусы? Я не для того пришла, чтобы вы развлекались! Я взрослая женщина! - закричала школьница, топая ногами и стремительно уменьшаясь в росте. - У моего сына проблемы с учёбой! Я хочу, чтобы мой ребёнок был нормальным! Хочу! Хочу! Дай! Дааай! Аааааа! Уааааа! Уааааа!

Евгений Петрович взял на руки заливающегося криком младенца и вдруг заворковал голосом то ли мамки, то ли няньки:

Ну-ну-ну, тише, тише, моя маленькая, моя золотая. Я с тобой, я тебя не брошу. Не бойся, всё хорошо, хорошо…

Когда малышка перестала плакать и тихонечко засопела, Евгений Петрович подошёл в Женьке и присел на корточки.

Привет! - повторил он тихо.

Здравствуйте - прошептал Женька.

Как тебя зовут?

Женька…

Класс! Меня тоже Женька зовут. – улыбнулся Евгений Петрович. - А сколько тебе лет?

Восемь – ответил Женька почему-то не очень уверенно.

А точнее? - прищурился собеседник.

Пять с половиной – сказал Женя, посчитав что-то в уме.

А ещё точнее?

Женька высвободил из-под свёртка левую кисть и показал на три пальца.

Я так и думал! - с мальчишеской самоуверенностью заявил Евгений Петрович по имени Женька. - Значит, ты уже совсем самостоятельный и сможешь мне помочь.

Женька кивнул.

Видишь, как получилось – я сейчас буду занят с малышкой, и некому поиграть с моими игрушками. А они сидят в своей комнате и очень скучают, я с ними с утра не играл! Может, ты этим займёшься? А поговорим мы потом.

Женька вздохнул и глазами показал на кульки и свёртки, которыми был обвешан с ног до головы.

За багаж не переживай. Мы его оставим в надёжном месте – вот тут, за креслом, а когда поиграешь, то сможешь забрать его обратно. Если захочешь.

Женька аккуратно сложил кулёчки, свёртки и рюкзак за кресло и отправился в комнату с игрушками. Он открыл дверь комнаты и действительно увидел множество всяких игрушек, и ему даже почудилось, что разноцветные гоночные машины в нетерпении зафырчали моторами, а большой плюшевый далматинец весело подмигнул пластмассовым глазом и переступил с лапы на лапу.

На пороге Женька беспокойно оглянулся – всё ли в порядке? И увидел, что малышка уже проснулась и пытается встать на ножки, цепко держась за заботливые руки Евгения Петровича.

“Без меня справятся!” подумал Женька - и шагнул навстречу своей игре.

Людмила Сорокина, 2009

Девочку звали Женя.
Родители вообще сразу придумали, ещё до её рождения, что назовут Женей. Осень удобно – не прогадаешь, мальчик или девочка. Всё равно Женя. Это они так решили.

Вообще странно, что это родители выбирают имя, а человек потом живёт с ним всю жизнь. Даже если в душе он вовсе не Женя. Так думала девочка Женя, и сушила сухарики в духовке на кухне.

Сухарики она делала сама. Мама покупала в магазине батон белого, и кирпич – чёрного хлеба. Коричневого на самом деле. Женя нарезала хлеб на ломтики, потом на квадратики, а потом сушила в духовке. И получались сухарики.

Иногда она посыпала сухарики сахаром, а иногда – солью. Это не зависело от дней недели.

Женя никогда не ела эти сухарики. Она складывала их в синий полиэтиленовый мешок и ждала, когда мама пойдёт с ней гулять.

В соседнем дворе жил дракон. Он был большой и оранжевый, когда-то у него было три головы, но со временем осталось только две, и на месте третей головы торчали концу ржавой проволоки.

Но дракон всё равно был самый лучший. Так думала девочка Женя.
Она вкладывала ему сухарики – аккуратно, чтобы не укусил, - в открытую пасть. Там, в пасти, могла уместиться вся Женя целиком. Если бы, конечно, съежилась и подтянула к подбородку ноги в зеленых рейтузах.

Поев, дракон всегда становился веселее. Женя смотрела на его большие каменные крылья, покрытые оранжевой штукатуркой, и не понимала - почему он не улетает?
Такой уродливый двор-колодец.
Такие старые мусорные баки.
Такие спиленные деревья вокруг дракона.
Такой большой красивый дракон.

Однажды Женя спросила об этом маму. Мама читала Франсуазу Саган в мягком переплёте с обтрепавшимися уголками. Мама посмотрела на Женин затылок. Мама сказала «Потому что тебе не с кем будет играть».

«Потому что тебе не с кем будет играть» - сказала мама.

С тех пор Женя очень испугалась. Дракон не может улететь из-за неё, Жени. Не может улететь в своё драконье гнездо. Сидит безвылазно в Петербурге, а здесь, между прочим, плохой климат.

Изо дня в день маленькая девочка Женя продолжала сушить для дракона сухарики. Иногда она уговаривала его улететь, иногда просто молча кормила его с рук.

А потом Женя пошла в первый класс гимназии при филологическом университете СПбГУ, и перестала заходить во двор к дракону. Потому что гимназия была далеко, в другом районе.

А потом дракон перестал сниться Жене по ночам, потому что она уставала за целый, бесконечно-длинный день в школе, а ещё в продлёнке.

А потом Женя уехала в другой город.
А потом ей исполнилось тридцать семь.

К тридцати семи годам Женя привыкла к своему имени. Не то, чтобы она его полюбила, но привыкла.
Так всегда случается, если живёшь с чем-то долгое время: например, с хроническим гастритом или любимым мужчиной.

Теперь когда Женя шла гулять, она не надевала больше синие шерстяные рейтузы. У неё были красивые бутылочно-голубые джинсы фирмы «Lee».
Женя очень лила свои джинсы фирмы «Lee», и чувствовала себя в них лучше, чем в рейтузах.
Если быть до конца честным, она уже забыла, как она чувствовала себя в колючих рейтузах.

Впервые в своей тридцати семилетней жизни Женя пришла к дракону с пустыми руками. Она взяла с собой сухарики.

Женя не очень помнила, в каком из дворов был построен дракон. Во дворе, где она жила в детстве, теперь была новая детская площадка, с горками, качелями, и плакатом «Единая Россия».

Женя обошла много дворов, прежде, чем нашла своего дракона. Все дворы были одинаковые.

Дракон сидел посреди маленького проходного двора, потускневший и грязный, от единственной уже головы до самого хвоста разрисованный непонятными английскими словами. Скорее всего, это была чёрная краска из баллончиков.

Он смотрела на Женю грустными глазами. Он узнал её, несмотря на то, что Женя теперь носила голубые джинсы и красила волосы в чёрный цвет.

Наверное, дракон думал про себя, что рыжие волосы шли Жене больше.

Женя посмотрела в его грустные глаза. А потом заглянула в его голодный, раскрытый рот. Во рту у дракона были обёртки из-под мороженного и пустые пачки сигарет. Женя поняла, что теперь она точно не сможет поместиться у него во рту.

Женя заплакала.

«Подожди» - сказала Женя.

Женя погладила дракона по грязному каменному носу и сказала «Подожли».

Дракон, конечно, согласился. Он ведь очень любил Женю, даже несмотря на то, что она покрасила волосы в чёрный цвет.

Женя вернулась во двор, и тогда уже потихонечку стало темнеть. В Петербурге вообще всегда темнеет рано, особенно во дворах.

Женя принесла с собой большой батон белого хлеба.

«Ты знаешь, ты всегда ждал меня здесь, и не мог улететь в своё гнездо» - сказала Женя.

«А мой муж никогда меня не ждал. Он мог лететь куда захочет» - сказала Женя.

Дракон благодарно смотрел, как Женя отщипывает от батона маленькие кусочки. Женя осторожно вкладывала кусочки хлеба ему в рот.

«Я так долго не кормила тебя, а теперь мы разводимся с мужем» - сказала Женя.

А потом во дворе совсем стемнело, и пора было идти домой.

Имя Евгения, которое в простонародье звучит как Евдения, представляет женскую форму мужского имени Евгений, а в переводе с греческого языка означает «благородная». Это красивое, надёжное, нежное и горячее имя подобно образу гибкой и светлой, парящей и вибрирующей струи воздуха.

Основными чертами характера Евгении считаются активность, общительность и представительность. Женя обладает большой силой воли, её образ трудно не заметить. Она может одновременно очаровать собеседника и тут же незаметно уколоть. Иногда Женечка действует наобум, не задумываясь о последствиях. Она горяча и молода. Частенько Евгении попадают в безвыходные ситуации, а потом долго ломают голову над тем, как из них выбраться.

Евгении свойственны обидчивость и упрямство, пунктуальность и запасливость, экономичность. Девушка Женя отличается строгими вкусами, натура её яркая, честолюбивая и немного дикая. Поступки её объяснить обычной логикой невозможно. Евгения любит действовать решительно.

С возрастом Женя из покорной и послушной девочки превращается в неуживчивую, нестандартную, непоседливую и нестабильную. Она может без труда поменять не только место работы и проживания, но и семью, при этом, ни на секунду не оглядываясь назад.

Евгения постоянно нуждается в общении: её нельзя оставлять одну, иначе её хорошо развитое и немного сумасбродное воображение нарисует ей нелепую картину происходящего. Женя любит подчинять себе людей и управлять ими: она испытывает от этого искреннее удовольствие. Подчинить Евгения способна и собственных родителей. Женя обладает страстной, неуёмной натурой, отличающейся богатым воображением. Она и не пытается ограничивать себя в чём-либо, не ощущая опасности. Когда Евгения начинает какое-либо мероприятие, то ей трудно остановиться на полпути: она обязательно доведёт намеченное до конца, даже если испытает падение в бездну.

Евгения – уверенная в себе личность, у неё свои правила, которым она чётко следует. Тем не менее, Женя всегда придёт на выручку к тому, кто нуждается в помощи. Женя всегда своя среди своих. Всегда поддерживает близких ей людей.

Евгения способна красиво накрыть на стол и поразить гостей изысканными блюдами. В делах Женя требовательна, ратует за справедливость.

Животными Евгении считаются гиппопотам и горная козочка, её растения – боярышник, пихта и чертополох, а имя носит тёмно-зелёный, дымчато-лимонный, голубовато-зелёный, голубой и бежево-оранжевый цвета. Покровительствует имени Евгения планета Марс.

Сказка про Женю

Женечка росла подвижной и любознательной девочкой. В каждом её движении чувствовалась жизнь. Маленькая егоза не могла сидеть на одном месте, ей было всё интересно: как мама готовит еду, как она убирается, как штопает вещи. Порою Женя и сама хваталась за иголку, чтобы сшить новое платье кукле или починить порвавшийся сарафанчик.

Но больше всего её интересовали занятия отца. Папа называл девочку Женькой и всё время хлопал по плечу, спрашивая: «Ну как у тебя дела? Что сегодня нового сделала Женька?» А Женя внимательно смотрела за тем, как папа чинит сломавшуюся от ветра оконную раму или вешает полочку на стену. Она подолгу изучала отцовские инструменты.

«Вот этим папа забивает здоровущий гвоздь!» - проговаривала Женя, держа в руках молоток.

«А вот этим папа вкручивает и выкручивает шурупы, винты и болты!» - замечала девочка, поднимая отвёртку вверх.

У отца в отдельной коробке лежали и плоскогубцы, и кусачки, и различные ключи – и ни один прибор не оставался без внимания Жени. Она очень любила своего отца, и все его незатейливые инструменты были дороги девочке.

Однажды, дожидаясь папу с работы, Женечка по привычке залезла в ящик с инструментами. Она тихонечко перебирала их, вспоминая, что папа делает каждым из них, как вдруг девочка в самом углу ящика заметила небольшую коробочку, запертую на маленький замочек. Глаза Жени загорелись. Она знала каждый папкин инструмент, а тут появился какой-то загадочный ящичек с неизвестным содержимым внутри. Женя вертела коробочку в руках, пытаясь хоть как-то открыть её, но всё было безрезультатно.

В воображении девочки возникали волшебные картины содержимого маленькой коробки. Она представляла себе новые инструменты, маленькие-маленькие, которыми можно было работать лишь с микроскопическими деталями, едва различимые человеческим глазом. Перед ней возникали крохотные отвёрточки, малюсенькие гаечки, едва заметные плоскогубцы. И всё это было таким красивым! Так хотелось потрогать, посмотреть, испробовать в действии!

Женя до самого вечера мучилась догадками. Девочка не находила себе места. Она ждала с работы отца, который обязательно должен раскрыть ей секрет маленькой коробочки!

Папа пришёл с работы поздно. Он работал на заводе в ремонтной службе: всю рабочую смену налаживал станки, на которых рабочие делали новые детали для машин. В этот раз на его линии случилась серьёзная авария, и ему пришлось задержаться. Уставший, он рухнул на диван и на мгновение прикрыл глаза.

Женя наблюдала за ним из-за шкафа, ожидая, когда папкины глаза вновь откроются. Она искренне переживала за него, но боялась подойти: иногда папа был не в духе и подолгу молчал. Тогда Женя начинала переживать ещё сильнее. Отец это чувствовал, но ничего не мог с собой поделать: ему просто нужно было немного отдохнуть.

Наконец-то папка открыл отца, и любящая дочь крепко прижалась к нему. «Ну как дела, Женька?» - спросил отец, поглаживая доченьку по голове. «Пап, я у тебя в инструментах нашла маленькую коробочку! Такую крохотную! Что в ней? Маленькие отвёрточки и небольшие гвоздочки?»

Отец весело засмеялся: «Нет, Женька. В этой коробке хранится большой секрет, и её нельзя открывать до твоего дня рождения!»

«Но до моего дня рождения остались считанные дни! Давай откроем сейчас! Я так хочу посмотреть, что в ней!»

«Подожди, Женечка. На день рождения обязательно откроем!»

Женя немного обиделась на отца, но не надолго. Она обняла его крепко-крепко, а потом отправилась в свою комнату. Конечно, девочка не переставала гадать, что скрывается в заветной коробочке. Ночью ей снились волшебные сны, в которых маленькие человечки открывали заветный ящичек, доставали инструменты и сооружали маленькие столы, стульчики и кроватки.

Прошло несколько дней, и наступил день рождения Жени. Папа достал из своего ящика с инструментами припасённый заранее подарок и передал девочке. Женечка с нескрываемым любопытством приоткрыла коробочку и увидела маленькие серёжки, лежащие на бархатной подушечке. Девочка обрадовалась подарку и крепко поцеловала отца.

«Но это ещё не всё!» - произнёс папа. Он поднялся из-за праздничного стола, прошёл в прихожую и вернулся обратно со здоровым свёртком в руках. Девочка развернула подарок и увидела детский конструктор с маленькими отвёрточками, гаечками и болтиками, с небольшими детальками, из которых можно было создавать игрушечные машинки и даже самолёты!

«Спасибо, папа!» - прокричала Женька, крепко прижавшись к отцу.

Девочку звали Женя.
Родители вообще сразу придумали, ещё до её рождения, что назовут Женей. Осень удобно – не прогадаешь, мальчик или девочка. Всё равно Женя. Это они так решили.

Вообще странно, что это родители выбирают имя, а человек потом живёт с ним всю жизнь. Даже если в душе он вовсе не Женя. Так думала девочка Женя, и сушила сухарики в духовке на кухне.

Сухарики она делала сама. Мама покупала в магазине батон белого, и кирпич – чёрного хлеба. Коричневого на самом деле. Женя нарезала хлеб на ломтики, потом на квадратики, а потом сушила в духовке. И получались сухарики.

Иногда она посыпала сухарики сахаром, а иногда – солью. Это не зависело от дней недели.

Женя никогда не ела эти сухарики. Она складывала их в синий полиэтиленовый мешок и ждала, когда мама пойдёт с ней гулять.

В соседнем дворе жил дракон. Он был большой и оранжевый, когда-то у него было три головы, но со временем осталось только две, и на месте третей головы торчали концу ржавой проволоки.

Но дракон всё равно был самый лучший. Так думала девочка Женя.
Она вкладывала ему сухарики – аккуратно, чтобы не укусил, - в открытую пасть. Там, в пасти, могла уместиться вся Женя целиком. Если бы, конечно, съежилась и подтянула к подбородку ноги в зеленых рейтузах.

Поев, дракон всегда становился веселее. Женя смотрела на его большие каменные крылья, покрытые оранжевой штукатуркой, и не понимала - почему он не улетает?
Такой уродливый двор-колодец.
Такие старые мусорные баки.
Такие спиленные деревья вокруг дракона.
Такой большой красивый дракон.

Однажды Женя спросила об этом маму. Мама читала Франсуазу Саган в мягком переплёте с обтрепавшимися уголками. Мама посмотрела на Женин затылок. Мама сказала «Потому что тебе не с кем будет играть».

«Потому что тебе не с кем будет играть» - сказала мама.

С тех пор Женя очень испугалась. Дракон не может улететь из-за неё, Жени. Не может улететь в своё драконье гнездо. Сидит безвылазно в Петербурге, а здесь, между прочим, плохой климат.

Изо дня в день маленькая девочка Женя продолжала сушить для дракона сухарики. Иногда она уговаривала его улететь, иногда просто молча кормила его с рук.

А потом Женя пошла в первый класс гимназии при филологическом университете СПбГУ, и перестала заходить во двор к дракону. Потому что гимназия была далеко, в другом районе.

А потом дракон перестал сниться Жене по ночам, потому что она уставала за целый, бесконечно-длинный день в школе, а ещё в продлёнке.

А потом Женя уехала в другой город.
А потом ей исполнилось тридцать семь.

К тридцати семи годам Женя привыкла к своему имени. Не то, чтобы она его полюбила, но привыкла.
Так всегда случается, если живёшь с чем-то долгое время: например, с хроническим гастритом или любимым мужчиной.

Теперь когда Женя шла гулять, она не надевала больше зелёные шерстяные рейтузы. У неё были красивые бутылочно-голубые джинсы фирмы «Lee».
Женя очень лила свои джинсы фирмы «Lee», и чувствовала себя в них лучше, чем в рейтузах.
Если быть до конца честным, она уже забыла, как она чувствовала себя в колючих рейтузах.

Впервые в своей тридцати семилетней жизни Женя пришла к дракону с пустыми руками. Она взяла с собой сухарики.

Женя не очень помнила, в каком из дворов был построен дракон. Во дворе, где она жила в детстве, теперь была новая детская площадка, с горками, качелями, и плакатом «Единая Россия».

Женя обошла много дворов, прежде, чем нашла своего дракона. Все дворы были одинаковые.

Дракон сидел посреди маленького проходного двора, потускневший и грязный, от единственной уже головы до самого хвоста разрисованный непонятными английскими словами. Скорее всего, это была чёрная краска из баллончиков.

Он смотрела на Женю грустными глазами. Он узнал её, несмотря на то, что Женя теперь носила голубые джинсы и красила волосы в чёрный цвет.

Наверное, дракон думал про себя, что рыжие волосы шли Жене больше.

Женя посмотрела в его грустные глаза. А потом заглянула в его голодный, раскрытый рот. Во рту у дракона были обёртки из-под мороженного и пустые пачки сигарет. Женя поняла, что теперь она точно не сможет поместиться у него во рту.

Женя заплакала.

«Подожди» - сказала Женя.

Женя погладила дракона по грязному каменному носу и сказала «Подожди».

Дракон, конечно, согласился. Он ведь очень любил Женю, даже несмотря на то, что она покрасила волосы в чёрный цвет.

Женя вернулась во двор, и тогда уже потихонечку стало темнеть. В Петербурге вообще всегда темнеет рано, особенно во дворах.

Женя принесла с собой большой батон белого хлеба.

«Ты знаешь, ты всегда ждал меня здесь, и не мог улететь в своё гнездо» - сказала Женя.

«А мой муж никогда меня не ждал. Он мог лететь куда захочет» - сказала Женя.

Дракон благодарно смотрел, как Женя отщипывает от батона маленькие кусочки. Женя осторожно вкладывала кусочки хлеба ему в рот.

«Я так долго не кормила тебя, а теперь мы разводимся с мужем» - сказала Женя.

А потом во дворе совсем стемнело, и пора было идти домой.