Мне день принёс благую весть,
Наполнил душу светлой радостью.
Неужто снова будешь здесь?
И сердце замирает сладостно...

Теперь заботы нипочём,
Преодолеть их – нету сложности!
И жизнь бежит во мне ключом,
Сдержать порывы нет возможности!

О, время! Мчись, как света луч,
Приблизь мгновенье долгожданное,
Печаль-разлуку улетучь!
Поторопи ко мне желанного!

Ирина Тетерчева

Здравствуй, родной мой! Пишу тебе снова.
Сделать с собой ничего не могу.
Так, не сказав тебе главных три слова,
В мыслях вдогонку к тебе я бегу.

Знаешь, любимый, мне так одиноко...
Хочется вновь твоих ласковых рук...
К нам ведь судьба и добра и жестока.
Больше не встреч, а коварных разлук.

Но благодарна я Богу безмерно,
Что подарил мне такую любовь!
Буду любить тебя долго и верно.
Редких свиданий я ждать буду вновь.

Слышишь, хороший, сквозь зимние ветры
Как я зову тебя днём и в ночи?
В этой тоске я сильна только верой
В нашу любовь, и хоть плачь, хоть кричи.

Знаю, единственный, так же тревожно
Часто проводишь бессонную ночь.
Шагом бесшумным идёшь осторожно
В спящем дому, и тоску превозмочь

Очень стараешься, взяв сигарету,
Долго, прищурившись, куришь в ночи.
Ищешь в самом себе долго ответа,
Сердце горячее гулко стучит.

Хочешь, любимый, найду ту дорогу,
Что приведёт тебя прямо ко мне?
Разве от жизни нам надо так много?
Профиль любимый увидеть в окне...

Губы всё шепчут любимое имя,
Слёзы, порой, застилают глаза.
О сколько ласковых слов, мой любимый,
Хочется в эту минуту сказать!

Только опять понимаешь, что надо
Много терпеть и по-прежнему ждать,
Верить, что ждёт меня снова награда.
Только проклятой тоски не унять...

Ирина Тетерчева

О где найти, любимый, силы,
Чтоб выдержать с тобой разлуку?..
За что опять, скажи, мой милый,
Господь послал такую муку?..

Хожу совсем одна по дому...
В трубе каминной ветер свищет...
О если б всё бы по-другому...
Тебя глаза и сердце ищут!..

Как мало выдалось на встречу,
Как много ляжет на разлуку...
Лишь помню, как в последний вечер
Держал ты трепетную руку...

Ирина Тетерчева

С потерей каждой становлюсь сильней
И дерзко закаляюсь в передрягах.
Лишь раньше всё казалось мне больней.
Сегодня боль стихом слилась с бумагой...

Отдушину с небес Господь послал,
Как психотерапия – писанина,
И так мне близок лист бумаги стал...
На нем вся боль ложится строчкой длинной...

И сразу так становится легко,
Когда строфа кладется за строфою,
Вздыхает грудь свободно, широко,
И я гонюсь за рифмою другою.

Мне так сегодня не хватает
Тебя, единственного в мире!
Моя надежда тихо тает
В пустой нетопленной квартире.

Я так устала в ожиданьи
Несостоявшегося счастья...
Судьба мне, будто в наказанье,
Прислала под окно ненастье...

А ты... Ну как тебе живётся
Вдали от любящего сердца?
Моя душа на части рвётся...
В тоске холодной не согреться...

Спасаюсь лишь любовью к детям.
Делюсь меж ними и тобою.
С любовью поздно Бог нас встретил.
Не совладать со злой судьбою.

По уголёчком ярким тлеет
Моя надежда женской доли.
Душа одним тобой болеет,
Но для одной так много боли...

Ирина Тетерчева

Ты меня отучал от звонков и коротких приездов...
Телефон мой молчал, я к тебе не спешила давно,
Лишь бродила по улицам мимо холодных подъездов,
Иль тебя, проезжавшего мимо, увидев в окно.

Позабыть всё старалась, на множество дел отвлекаясь –
То ремонт, то друзья, а то дети...
Спасибо им всем! Но надежда моя за поникшие плечи цеплялась...
И была эта горшей из всех наболевших проблем...

Но у времени свойство любые залечивать раны.
Так и я понемногу привыкла, что ты просто был.
Лучше боль, чем слезливые сцены былого романа.
И любви сладкий пыл потихоньку меня отпустил.

Пусть не мучает совесть тебя, мой герой телефонный,
Просто так вспоминай иногда, как из фильма сюжет,
Как спешил ты ко мне то в жару, а то в дождь монотонный,
И в душе легким «чао» надолго оставил свой след...

Письмо другу...

Мы с тобой говорили о безответной любви, и я вдруг решила написать тебе письмо: иногда проще выразить чувства через бумагу, а не вслух. Согласись.
Я с тобой согласна, что мы сами можем управлять своими чувствами.
Знаешь, вот так вот вспоминаешь что-то хорошее или п лохое, но воспоминания чем дальше, тем не ярче. Уходят дни - уходит боль плохих воспоминаний, а хорошие становятся просто фактом. Так и с безответной любовью: уходят дни, притупляется боль, хоть и остается... А однажды вдруг понимаешь, что не можешь даже вспомнить любимого лица. И не знаешь, что это значит, радоваться или огорчаться. Не значит ли это, что любовь ушла? При безответной любви можно убедить себя, что и сам не любишь, можно даже самому поверить в это. Только однажды вдруг почему-то вдруг вспомнишь лицо, которое забыл, голос и ощущения. Я не знаю, что лучше: чтобы вообще ничего не было или чтобы было хотя бы что-то, хоть то, что было, хоть и больно от безответности. «Я не люблю», - убеждаешь себя. А потом вдруг раздается звонок по телефону или тебе просто рассказывают что-то о любимом человеке (тебе даже необязательно встречаться с ним), и становится ясно, что ничего не забыто, что любовь не ушла в неизвестном направлении, она осталась, давая боль от безответности. Можно и дальше продолжать убеждать самого себя в чем угодно и как угодно. А потом встретишься с друзьями, которых очень любишь, приятно проведешь с ними время - но опять чего-то будет не хватать. Знаешь чего, да? Будет не хватать одного человека рядом. Просто чтобы был. Когда любишь, не стоит ли забыть о гордости, задумался ты. А разве гордость не характер? А любовь - это чувство, а не черта характера. Помнишь, у меня есть миниатюрка: Хочу упасть перед тобой на колени, обхватить руками твои ноги и умолять не уходить, не отпускать меня. А как же гордость? Тогда я буду стоять на земле, по которой ты ходишь. Заметь: не падать на землю, а стоять на ней - существенная разница. А потом устанешь от собственной гордости, при тебе что-то скажут об этом человеке - и ты поймешь, что соскучился по нему, хочешь его увидеть, пообщаться с ним и прочее. Особенно прочее. И тогда это уже точно не будет напоминать безразличие в душе. И вдруг поймешь, что не можешь никому ничего рассказать, потому что это только твое, а если честнее - у тебя просто нет слов. И от этого уже никуда не деться. Как бы любимый человек ни делал тебе больно, ты все равно вновь и вновь не сможешь без него... Может, это вообще любовь, но мне кажется, что именно безответная. Когда одновременно все хорошо и плохо. Впрочем, и любовь так же... Однажды вдруг не сможешь ничего делать, однажды вдруг летом тебе покажется зима, а зимой - весна, однажды вдруг у тебя все начнет валиться из рук и ты ничего не сможешь делать... Просто ходит по этой земле один человек...

Рецензии

Не все в жизни происходит ради кого то.... Я могу дать небольшую подсказку на тему "Как проверить себя на любовь". Это небольшой психологический тест так сказать! Представьте что навстречу вам идут сто парней(девушек) и среди них, как вы считаете, идет ваша любовь.
Подумайте и скажите, если бы там шел парень(девушка) намного лучше того кого вы любите, на кого бы Вы посмотрели сначала? А пройдя мимо обернулись бы для того что бы посмотреть на свою любовь, которую затмили другие парни(девушки)? Подумайте об этом!!!

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Ты разбиваешь мне сердце

«Дорогая Эмма, - писал Майк. - Вот наконец я и в Сан-Франциско…»

Время близилось к часу ночи, и кругом было очень тихо. Он уныло глядел на маленькую фотографию, которую она ему подарила шесть лет назад, когда они только что познакомились. Теперь она была еще красивее, чем шесть лет назад, но Эмма была все та же Эмма. Ее все так же нельзя было понять.

Интересно, что она делает сейчас там, в Нью-Йорке, в то время как он сидит в гостинице и пишет ей письмо?

А ну-ка посчитаем, - подумал он. - У них здесь около часа ночи. Четыре часа разница во времени. В Нью-Йорке, значит, уже пять часов утра.

Он долго думал о том, что делается в пять часов утра в Нью-Йорке. Мысли были тяжелые, беспросветные.

Наверное, она спит, - решил он.

Он подумал еще немножко о Нью-Йорке в пять часов утра, и ему мучительно захотелось домой.

А вдруг она не может уснуть? - думал он. - А вдруг она думает обо мне?

Он снова взялся за свое письмо.

«Честное благородное слово, Эмма, - писал он, - я не думал, что так тебя люблю и что мне тебя так недостает, пока три месяца назад не началась вся эта ерунда. Я и не подозревал, что ты для меня значишь, пока не отъехал от Нью-Йорка. И вот я уже здесь, в Сан-Франциско. Можешь себе представить, как я сейчас тебя люблю!

Скажу тебе по совести, - писал он, - мне здесь совсем не нравится. Я в этом городе уже целых два часа, и мне совсем не весело. Может, это и хороший город, но мне он не по душе. Что же ты хочешь, чтобы я делал? Я ведь не умею делать ничего полезного. Я не был дома целых три месяца, и мне так страшно хочется домой! Неужели ты не хочешь, чтобы я вернулся домой?»

Он поглядел на фотографию.

Родненькая, - подумал он, - да неужели ты не хочешь, чтобы я вернулся домой? Я не умею писать книг. Я не умею играть на сцене. Не умею петь. Править самолетом. Произносить речи. Что же ты хочешь, чтобы я делал?

Подойдя к окну, он поглядел на пустынную улицу.

«Должно ведь найтись для меня хоть какое-нибудь дело. Но какое? Она хочет, чтобы я что-нибудь делал, но почем я знаю, что именно?»

Он долго следил за пьяным, который, едва держась на ногах, пересекал улицу.

Я мог бы выйти и отвезти этого пьяного домой в такси, - подумал он, - но какой от этого будет толк ему, Эмме или мне? Он опять завтра напьется - вот и все.

Развозить пьяных по домам - это не дело. Можно бы дать его жене денег. Майк представил себе, как он разговаривает по душам с женой пьяницы - худенькой, озабоченной женщиной, матерью семерых детей; зовут ее, предположим, миссис Джилхули, и он говорит ей: «Послушайте, миссис Джилхули, я позволю себе вручить вам этот маленький подарок (ерунда, всего тысяча долларов) и хочу, чтобы вы отправили вашего Тома подлечиться от алкоголизма. Вам это обойдется долларов в семьдесят, а его, как я слышал, вылечат на всю жизнь. Мне было бы так приятно, если бы вы купили вашим деткам новые платья, переехали на квартиру получше и достали Тому какую-нибудь хорошую книжку, нечто возвышенное, ну, хотя бы «Проснись и живи», и если я не обманываюсь, он, прочтя эту книжку, переменится, получит хорошую работу и завоюет видное положение, скажем, ведущего инженера, если, конечно, у него имеется склонность к технике. Я не сомневаюсь, что он дослужится до этого поста, миссис Джилхули… Мне эти деньги без надобности, а вам, надеюсь, они будут очень кстати».

Боюсь, что из этой затеи ничего не выйдет, - подумал он.

Да, но с другой стороны, - размечтался Майк, - среди ее семи или восьми детишек может обнаружиться настоящий гений: выдающийся скрипач, великий писатель или замечательный изобретатель.

Изобретатель… - задумался он. - Вот это идея! Что бы такое мне изобрести, - тогда Эмма мной бы гордилась… А ну-ка, раскинем мозгами. Автомобиль, аэроплан, локомотив, мотоцикл, зонтик, парашют, подводную лодку? Или, может быть, трехколесный велосипед, детский автомобильчик, клюшку для поло? Что не изобретено еще?

Он долго раздумывал, чего бы ему изобрести полезного. Но единственное, что ему хотелось изобрести, - это было существо вроде Эммы. Такое же красивое, как Эмма, которому не нужно было бы, чтобы другое существо, вроде него, что-нибудь делало или что-нибудь изобретало. Эмма была бы замечательным изобретением. «Эмма Корбет - самое прекрасное существо на божьем свете, огражденное от всяких посягательств патентным правом».

Он отвернулся от окна и уныло поглядел на телефон. Может, она не спит. Может, она уже встала. Может, маленький Майк кричит и нянька не знает, как его угомонить. Может, маленький Майк заболел. Может, у него воспаление легких. Может, у него температура. Может, в доме на Пятой авеню полно врачей. Боже милостивый, может, там пожар!

Он поднял трубку.

Дайте мне Нью-Йорк, - сказал он. - Баттерфилд, 8-97-37. Дом Майка Корбета. Я хочу поговорить с моей женой. Нет, я и не подумаю класть трубку.

Алло, - сказал он, - это ты, Эмма?

Конечно, я. Что случилось?

Эмма, - сказал он, - скажи мне, как поживает маленький Майк? Что с ним?

Ничего, - сказала Эмма.

Эмма! - закричал он. - Я непременно должен знать, что с Майком. У него часом нет воспаления легких или чего-нибудь в этом роде?

Конечно, нет.

Слава богу, - сказал Майк. - А у нас в доме нет пожара или чего-нибудь в этом роде?

Что ты говоришь? - сказала Эмма. - Почему у нас должен быть пожар?

В каждом доме случается пожар, - сказал Майк. - Вот и у нас может быть пожар, не только у других.

Нет у нас пожара, - ответила Эмма. - Скажи лучше, что ты делаешь в Сан-Франциско?

Вот это я и сам хотел бы знать, - сказал Майк. - Если говорить всерьез, я очень хотел бы знать, что я делаю во всяком месте, где тебя нет. Эмма, - взмолился он, - я не могу придумать, что мне делать! Честное благородное слово, не могу! Ты уверена, что Майк здоров? Я не видел вас целую вечность. Я приехал в Сан-Франциско несколько часов назад. Как ты поживаешь? Ты пойми, от тебя до меня чуть не пять тысяч километров! Что ты хочешь, чтобы я делал?

Ты сам должен решить, - сказала Эмма.

Я изо всех сил старался решить, - сказал Майк, - и мне кажется, что самое лучшее, на что я способен, это быть рядом с тобой и маленьким Майком. Можно мне вернуться?

Майк, - сказала Эмма, - я сейчас повешу трубку и лягу спать. Я очень сонная. У нас все в порядке. Спокойной ночи.

Эмма! - закричал Майк. - Ты меня просто сводишь с ума.

Он услышал, как на другом конце провода повесили трубку.

Прямо не знаю, что и делать, - сказал он.

Это был тридцатый междугородний разговор, который он заказывал за последние три месяца, и на сей раз он опять остался ни с чем, только теперь его отделяли от дома чуть не пять тысяч километров.

Он позвонил по внутреннему телефону.

Дайте мне, пожалуйста, комнату 747. Сэм? - спросил он.

Шофер устало подтвердил, что его зовут Сэм.

Ты не хочешь прийти ко мне?

Зачем? - спросил Сэм.

Мне надо с тобой посоветоваться, - сказал Майк.

Все о том же самом.

Понятно, - сказал Сэм. Он был не в духе. - Видно, я не имею права поспать хоть разок в кои веки. Ладно, сейчас приду.

Спасибо, - сказал Майк.

Сэм Левин был не только шофером Майка Корбета, он был его советчиком. Сэм жил в восточной части Нью-Йорка. Ему было столько же лет, сколько и Майку, - двадцать восемь или двадцать девять; он был такого же роста, как Майк, - сто семьдесят пять сантиметров и столько же весил - сто шестьдесят фунтов. Майк окончил Гарвардский университет. Сэм не кончал ничего, Майк встретил Сэма, когда тот был шофером такси, и предложил ему работать у себя. Сэм сказал, что у него есть работа. Майк сказал, что будет платить ему больше, чем тот зарабатывает шофером такси. Сэм спросил Майка, сколько часов придется работать. Майк ответил Сэму, что не знает, когда и сколько придется работать. Сэм спросил Майка, на какой ему придется ездить машине. Майк ответил Сэму, что ездить он будет на большой машине. Сэм согласился. Он был с детства помешан на больших машинах.

Сэм провел машину Майка через весь североамериканский континент, от Манхэттена до самого Сан-Франциско.

Одеваясь у себя в комнате, Сэм сказал:

Миллион километров от самого конца света, a он не дает мне поспать!

Он прошел одиннадцать шагов до комнаты Майка.

Который час? - спросил он.

Начало второго, - ответил Майк. - Послушай, Сэм, ты должен придумать для меня какое-нибудь дело, чтобы Эмма пустила меня домой. Ты ведь и сам хочешь в Нью-Йорк, правда? Ты ведь и сам скучаешь по Розе Тарантино, правда?

Скучаю ли я по Розе Тарантино? Он меня еще спрашивает, скучаю ли я по Розе Тарантино! Да я женюсь на ней в первый же день, когда вернусь в Нью-Йорк! Как вы думаете, Майк, попадем мы с вами живыми когда-нибудь в Нью-Йорк?

Непременно, - сказал Майк. - Мы непременно туда попадем, если ты придумаешь для меня какое-нибудь дело. Эмма все еще стоит на своем. Я только что ей звонил.

При чем тут Эмма? - сказал Сэм. - По-моему, вы самый большой тупица из всех, кто окончил Гарвардский университет. Дело совсем не в Эмме, а в ее отце. В старике Гордоне. Неужели вы не можете понять даже этого?

Почему ты думаешь, что дело тут в ее отце? - спросил Майк.

Дедуктивное мышление, - сказал Сэм. Сэм прочел о дедуктивном мышлении в детективном романе, где обвиняемый - скромный бухгалтер - доказал при помощи дедуктивного мышления, что настоящим убийцей был сыщик, что доставило Сэму несказанное удовольствие. - Дедуктивное мышление, - повторил он снова. - Старик ведь немножко не того, если можно так выразиться. - Сэм покрутил указательным пальцем правой руки возле своего правого уха. - Он чуточку спятил, - пояснил Сэм. - Может, у него и есть высшее образование, но он все-таки немножко чудак. Все эти идеи пришли в голову не Эмме, а ему. Она ведь вас любит. Зачем бы ей надо было отсылать вас из дому и требовать, чтобы вы что-то делали? Прямо какой-то психоз! Провалиться мне, если всю эту дурацкую затею не придумал старый хрыч!

Я на твоем месте не был бы так уверен, - сказал Майк.

Он заметил, что Сэм стоит.

Брось эти дурацкие штуки, - сказал Майк. - Садись. Мне очень жаль, что я поднял тебя среди ночи с постели, но дело принимает очень серьезный оборот. Я волнуюсь. Мне нужен твой совет. Нам надо составить какой-нибудь план. Мне надоела вся эта дичь. Я не меньше тебя хочу домой.

Положим, меньше, - сказал Сэм. - И даже сравнивать нечего.

Он снял фуражку и сел.

Во всяком случае, - сказал Майк, - я просто помираю, так я хочу домой. Вот и все.

Ну и что же? Почему бы вам просто не сесть в машину и не поехать домой? - спросил Сэм.

Не могу, - сказал Майк.

Почему? Ведь она ваша жена, правда? Она мать вашего сынишки, правда?

Правда, - сказал Майк, - но если я вернусь, так ничего и не сделав, она еще, чего доброго, со мной разведется.

Да ну? - удивился Сэм. - На каком таком основании?

Неспособность совершить что бы то ни было.

И вы это называете основанием для развода? - сказал Сэм.

Для таких, как Эмма, да.

Ни у кого нет таких оснований! - сказал Сэм. - Для развода вам надо либо ее побить, либо бросить, либо сделать что-нибудь особенное в этом роде.

Практически, может быть, - сказал Майк. - Но, пойми, если она попросит развода или хотя бы подумает, не попросить ли ей развода, я не стану ее удерживать. Вот почему я три месяца ломаю себе голову, что бы мне такого сделать, что доставит ей удовольствие.

Психоз да и только, - сказал Сэм. - Что вы бедняк, что ли? Зачем вам что-нибудь делать?

Ты ведь знаешь, что не я это придумал. Послушай, Сэм. Вот ты, например, ты не совсем бедняк, хотя в то же время и не богач. Почему ты не можешь хорошенько подумать и подать мне без проволочек какую-нибудь мысль?

Конечно, могу, - сказал Сэм. - Но ведь мы уже говорили с вами на эту тему не меньше ста раз. Понятия не имею, чего она от вас хочет.

Ах, господи, - сказал Майк, - давай-ка подумаем еще разок. Если бы тебя таким образом прижала Роза Тарантино, что бы ты стал делать?

Я говорил вам сто раз, что Роза Тарантино и не подумает заставлять меня делать что бы то ни было. Она меня любит.

Понимаю, - сказал Майк. - Ты не желаешь оказать мне хоть какую-то помощь.

Ладно, - сказал Сэм, - ладно. Не обижайтесь. Я постараюсь оказать вам еще немножко помощи. Давайте думать. Что бы вам на самом деле сделать?

Долгое время они сидели молча.

Я слышал, что какой-то тип спустился в бочке по Ниагарскому водопаду, - сказал Сэм.

Да, но он умер, - возразил Майк.

Кажется, да, - сказал Сэм.

Не надо, - сказал Майк. - Никакой Ниагары и никакой бочки. Придумай что-нибудь другое. Думай хорошенько.

Ладно, подумаем, - сказал Сэм. Он прилежно размышлял целых полминуты, опустив голову чуть не к самому полу, а потом поднял голову, и в глазах его появился живой блеск.

Сколько вы можете просидеть на флагштоке? - спросил он.

На флагштоке? - спросил Майк. - На нем нельзя сидеть. Там мало места.

То есть, как это мало места? - сказал Сэм. - Разве вы сидите на самом шесте? Вам туда дают стул. Фактически там у вас целые апартаменты.

Не желаю я сидеть ни на каком флагштоке! - сказал Майк.

Но вам же надо что-нибудь сделать, - сказал Сэм. - Я так соскучился по Розе Тарантино, что просто ужас».

Ни за что не сяду ни на какой флагшток, - сказал Майк.

Ладно, - сказал Сэм. - Валяйте, упорствуйте.

Неужели ты не можешь придумать что-нибудь, о чем заговорили бы люди?

Они заговорят, если вы посидите на флагштоке.

Я ни за что не сяду ни на какой флагшток, - сказал Майк. - Забудь об этом.

Ладно, - сказал Сэм. - Забудем. Вы попросили меня, и я вам придумал целую кучу дел. Ниагарский водопад, сидение на флагштоке… Больше я ничего не могу придумать.

Не годится, - сказал Майк.

Вы, кажется, учились в Гарвардском университете? Чему же вы научились в Гарвардском университете?

Не помню, - сказка Майк.

Так я и думал, - сказал Сэм. - А вы когда-нибудь делали хоть что-то?

Конечно, - сказал Майк. - Целый год я занимался боксом.

Сэм вскочил, снял пиджак и закатал рукава рубашки.

Вот это уже кое-что, - сказал он. - А ну-ка, покажите мне, на что вы способны.

Мне совсем не кажется, что это уже кое-что, - сказал Майк. - Я был нокаутирован в первом же раунде.

Какая разница? - воскликнул Сэм. - А. ну-ка, встаньте. Приготовьтесь.

К чему? - спросил Майк.

Я за десять минут научу вас боксу лучше, чем вы научились за всю вашу жизнь, - сказал Сэм.

Ты думаешь, мне стоит добиваться какого-нибудь спортивного звания? - сказал Майк.

Вопрос! - сказал Сэм. - Вы в хорошей спортивной форме. А я вас обучу всему, чему надо.

Ты думаешь, у меня что-нибудь выйдет? - спросил Майк.

То есть как это у вас не выйдет? - сказал Сэм. - Верное дело! Окончил Гарвардский университет, здоров как железо. У вас есть смекалка, подвижность и, что самое важное, наступательный дух. Встаньте, Майк, я покажу вам шесть-семь приемчиков.

Майк встал, снял пиджак и закатал рукава рубашки.

Готово? - спросил Сэм. - Смотрите, это ринг, Дзинь!.. Удар гонга. Вы выходите.

Майк вышел с тяжелым сердцем. Его шофер говорил, не умолкая, и старательно пояснял все свои действия; он двинул левой рукой ему в подбородок, правой - в низ живота, и Майк согнулся пополам, с трудом выдыхая воздух.

Видите, - сказал Сэм. - То, что сделал я, можете сделать и вы.

Майку понадобилось пять минут, чтобы восстановить дыхание.

Подожди минутку, - произнес он. - Сэм, ты прирожденный убийца. Давай так: ты будешь драться, а я стану твоим менеджером. Мы живо пробьемся к самой верхушке этой профессии. Ты сделаешь нокаут Шарки во втором раунде, Байеру - в третьем, Брэддоку - в четвертом и Джо Луису - в пятом.

Это ведь не мне, а вам надо пробиваться к верхушке профессии, - сказал Сэм. - Роза Тарантино не требует от меня, чтобы я что-нибудь делал. Требует ваша жена. Это вам надо делать нокауты, хотя бы и не Шарки, Байеру, Брэддоку или Джо Луису. Хорошо будет, если вы одержите победу над кем-нибудь из битых местных парней. Ну, как вы, отошли малость?

Самую малость, - сказал Майк.

Ладно, - сказал Сэм, - Второй раунд. Дзи-н-инь! - удар гонга.

Обожди минутку, - попросил Майк.

Он перемахнул через стул и бросился в соседнюю комнату, но его шофер тоже перемахнул через стул и бросился за ним.

Здесь канат, - сказал Сэм. - Ну что вы будете делать? Вас загнали в угол.

Майк не знал, что ему делать. Единственное, что ему удалось, - это мгновенно потерять сознание, словно его задули, как свечку.

Сэм стоял над ним, и лицо его выражало полное отвращение.

Вы не можете драться, - сказал Сэм.

Он пошел в ванную комнату и принес оттуда стакан воды. Немножко воды он разбрызгал по лицу Майка.

Надеюсь, вы заметили, как я вас ударил, - сказал Сэм.

Дай мне виски, - сказал Майк. - Ты уволен.

То есть как это я уволен? - спросил Сэм.

Ты уволен, если будешь учить меня боксу, - сказал Майк.

Ладно, - сказал Сэм. - Ладно. Я ведь только выполнял мой долг по своему разумению. - Эту фразу он тоже вычитал в детективном романе.

Сэм налил Майку виски и подал ему стакан. Майк проглотил виски и с трудом встал, потирая подбородок.

Знаешь, что я тебе скажу? - заявил Майк. - Мы устали. Иди к себе и поспи. Мы вернемся к этому вопросу на свежую голову, утром. Разбуди меня в полдень.

Ладно, - сказал Сэм.

Через десять минут у Майка зазвонил телефон. Это был Сэм.

Майк, - сказал он. - У меня мысль.

Отлично, - сказал Майк. - Какая?

Боксера из вас не выйдет, - сказал Сэм, - но мне кажется, у вас есть первоклассные задатки, чтобы стать великим борцом. Я сейчас приду и научу вас кое-каким приемам.

Попробуй, и ты уволен, - сказал Майк. - Увидимся утром.

Ладно, - сказал Сэм. - Ладно. Не обижайтесь.

Майк встал в десять часов и пошел к своему шоферу. Сэм еще спал. Когда он услышал стук в дверь, он откликнулся сонным голосом:

Кто там?

Майк, - сказал Майк.

Какой такой Майк? - крикнул Сэм.

Майк Корбет, - сказал Майк.

Сэм выскочил из кровати и открыл дверь.

Вы опять ничего не поняли. Когда я говорю: «Какой такой Майк?» - вы должны ответить что-нибудь смешное. Например, я говорю: «Стук, стук!» Вы говорите: «Кто там?»

Не понимаю, чего ты хочешь, - сказал Майк.

Стук, стук! - сказал Сэм.

Ну хорошо, - сказал Майк. - Кто там?

Какой такой Шоб?

Шоб ты оглох, а потом усох, - сказал Сэм.

Очень смешно. Одевайся. У нас есть работа.

Работа? - сказал Сэм. - Какая работа?

Обыкновенная работа. Давай машину, проедемся. А вдруг кто-нибудь подаст нам хорошую идею?

Сэм полез под душ.

Стук, стук, - сказал он.

Ты брось это дело, - сказал Майк. - Лучше поторапливайся. Я буду внизу пить кофе и читать утреннюю газету. Пошлю и тебе кофе наверх.

Спасибо, - сказал Сэм. - И несколько бараньих отбивных, не очень прожаренных.

Подавай машину к подъезду через десять минут, - сказал Майк.

Через пятнадцать минут Сэм уже гнал машину вниз по Пауэлл-стрит к Рынку, от Рынка к Феллу и от Фелла в парк Золотых ворот. По парку он ехал очень медленно. Парк был хороший, и день был тоже очень хороший. Они выехали из парка на пляж.

Стук, стук, - сказал Сэм, увидев океан.

Кто там? - сказал Майк.

Тихий океан, - сказал Сэм.

Какой такой Тихий океан?

Вот я и влип, - сказал Сэм, - Обыкновенный Тихий океан.

Очень смешно, - сказал Майк. - Обыкновенный Тихий океан.

Океан нагнал на Майка такую тоску, какой он еще никогда не испытывал. Ему оставалось только одно: вернуться домой.

Послушай, Сэм, - сказал он. - Завтра утром мы будем в Нью-Йорке.

Это же психоз, - сказал Сэм. - Невозможно.

Мы сядем сегодня на самолет и завтра утром будем в Нью-Йорке.

На самолет? - спросил Сэм. - А что мы сделаем с этой машиной?

Оставим ее в гараже, - сказал Майк. - Нет, - сказал он, - мы ее продадим. Нет, отдадим кому-нибудь. Так и сделаем. Отдадим ее кому-нибудь, кто всегда мечтал о такой здоровенной колымаге.

Это я всегда мечтал о такой здоровенной колымагe, - сказал Сэм.

Хорошо, - сказал Майк. - Эта здоровенная колымага теперь твоя здоровенная колымага.

Вы это всерьез? - спросил Сэм.

Конечно, всерьез, - сказал Майк. - Я еду домой. Ты можешь нанять шофера и сидеть сзади, как сижу я.

И не подумаю, - сказал Сэм. - Я сам буду вести свою машину.

Хорошо, - сказал Майк. - Я полечу на самолете, а ты поезжай на машине.

Давайте маленько подумаем, - сказал Сэм. - А летать в этих самолетах безопасно?

Безопасно, - сказал Майк. - Ты не хочешь брать колымагу?

Я, кажется, предпочту на семь дней раньше увидеться с Розой Тарантино, - сказал Сэм. - Давайте отдадим колымагу мальчишке-газетчику или кому-нибудь в этом роде.

Идет, - сказал Майк.

Они отдали машину четырнадцатилетнему итальянцу-газетчику по имени Винсент Торини. Майк сводил мальчика к адвокату в Рассбилдинг на Нью-Монтгомери-стрит и оформил сделку. Мальчик был поражен, испуган и обрадован.

Я опытный водитель, - сказал он.

Поверенный был тоже напуган до смерти. Он подумал, что тут кроется какая-то провокация. Может, заговор? Может, Торини хотят умыкнуть? Хотя кому нужно умыкать газетчика? На всякий случай он позвонил в газеты и в полицию.

Полиция и репортеры нашли Майка с Сэмом в доме у Торини на Телеграф-хилл.

Они устроили маленькое пиршество, пили вино, смеялись, восхищались колымагой и обсуждали законность сделки.

Никто не был арестован, но фотографы поработали на славу. Папа Торини, мама Торини, Винсент, пятеро младших Торини, Майк и Сэм - все они были сняты, и все они улыбались.

Майк и его шофер сели на самолет, и к утру они уже были на родной земле. Сэм поспешил к себе в Бруклин, к Розе Тарантино, а Майк вскочил в такси и понесся домой, в Манхэттен, к маленькому Майку и Эмме.

Странно, - подумал он. - Вот я подарил здоровенную колымагу и приехал домой. Мне понадобилось три месяца, чтобы добраться из Нью-Йорка до Сан-Франциско, и ровно одна ночь, чтобы вернуться из Сан-Франциско в Нью-Йорк.

Странно, - подумал он снова. На душе у него было радостно, хотя и чуточку тревожно.

Первым увидел его маленький Майк.

А вот и он, этот дядя, - сказал Майк.

Маленький Майк кинулся к нему на шею и поцеловал его.

Господи! - сказал Майк.

Потом настал черед Эммы. Майку стало дурно от радости.

Господи! - сказал Майк.

Он сел и сделал вид, что вполне спокоен.

Просто не верится, что я дома, - сказал он. - Странно, а ведь можно подумать, что ты мне рада.

Рада, - сказала Эмма.

Я тебя никогда не мог понять, - сказал Майк. - Позапрошлой ночью, когда я с тобой разговаривал, у тебя был такой тон, будто ты никогда не захочешь видеть меня снова, А теперь, посмотри на нее, все совсем наоборот.

Правильно, - сказала Эмма. - Посмотри на меня.

А что же я делаю? - спросил Майк. - Ты чудно выглядишь, Эмма, а у меня, наверно, измученный вид? Три месяца, которые я провел без тебя, были самые несчастные, самые тяжкие, самые бессмысленные месяцы в моей жизни. И нечего притворяться. Я так ничего и не сделал.

Слава богу, - сказала Эмма.

Не понимаю, - сказал Майк. - Ведь я же ничего не сделал.

За эти три месяца, - сказала Эмма, - ты совсем не изменился.

Майк был ошарашен.

Честное благородное слово, Эмма, - сказал он, - я ничего не понимаю. Наверно, я и в самом деле очень глуп, но я ровно ничего не понимаю. Ведь ты требовала, чтобы я уехал и что-нибудь сделал?

Да, - сказала Эмма.

Но ведь я ничего не сделал, - сказал Майк. - Я старался изо всех сил, но так и не смог ничего придумать. Кроме одного: я приехал домой. Тринадцать дней я провел в Чикаго, пытаясь написать роман. Мне удалось написать только заглавие и одну маленькую фразу.

Какое же было заглавие? - спросила Эмма.

- «Эмма», - сказал Майк. - Вот какое было заглавие.

А что же было сказано в маленькой фразе?

- «Ты разбиваешь мне сердце», - сказал Майк. - Вот что было сказано в этой фразе.

Майк, - сказала Эмма.

Неужели ты думаешь, что теперь все будет хорошо?

Нет, - сказала Эмма. - Не хорошо, а просто замечательно!

Как же это так? - спросил Майк.

Ты вернулся домой, - сказала Эмма. - И ты совсем не изменился.

Да, я вернулся домой, - сказал Майк. - Мне казалось, что как раз этого ты мне не простишь. Но я все равно не мог не вернуться домой.

Когда-нибудь я тебе объясню, - сказала Эмма.

Странно, - сказал Майк, - Я тебя совсем не понимаю. Три месяца страшной муки… Три месяца страшной муки - и все это зря.

Зря? - спросила Эмма.

Не понимаю, - сказал Майк. - Иногда я просто ничего не понимаю.

Как выразить словами то,
Что накопилось в душе
О чем забыть давно хочу,
Но снова память шепчет мне
Напоминает о словах,
Которые ты говорил
И о немыслимых ночах,
Что ты со мною проводил
Смятенье наших тел и душ
Даёт понять ту красоту
И тот порыв любовной страсти,
Которой больше не вернуть.
Тебя судить мне не дано.
Я не судья, я не палач.
Хоть пусть и больно на душе
Но все пройдёт и я не плачу
А улыбнусь и рассмеюсь
На зло врагам, назло судьбе
И знаю я: когда-нибудь
Ты всё ровно придешь ко мне...

Колко, колко на душе,
От того, что ты не рядом.
Мысли, мысли о тебе
Я отпускаю шаг за шагом.
Больно, страшно и темно,
Брожу по улицам ночным.
Все реально, но вокруг
Мне кажется пустым.
Где скитаюсь я порой,
Протоптана тропа.
Где я не знаю, что со мной,
Там вывела судьба.
Легкость слов, холодный ветер
С силой бьет в лицо.
Не такой как я на свете,
Я одна и всё.
Меркнет блеск очей моих,
Высохли уста,
Нет в них больше фраз пустых,
Что люблю тебя.
Столько боли я в душе
Вытерпеть смогла,
Что я больше никогда
Не верну тебя.
Мне не нужно ничего,
Только лунный свет,
Ритмы музыки в ушах
И пачка сигарет.

Вечерами звёзды вместе мы считали,
В это время мы о будущем с тобой мечтали.
К сожаленью, растворились планы все,
И умчалось счастье по утренней росе.
Слёз не надо и не надо слов печальных,
Наступил момент же расставанья.
Разойдутся в сторону пути-дороги,
Пусть для каждого они уж будут-то широки.

Прости меня, любимый.
Прости, мой дорогой,
Что я тебя любила,
Хотела быть с тобой.
Прости меня, любимый,
Когда-нибудь и я прощу,
Что не любил ты,
Что не любил меня.

Как в прощанье поверить?
Как тоску не впустить?
Пред разлукой с тобою,
Не могу не грустить...
Одиноко и грустно,
Боль лежит на душе.
Ты пока со мной рядом,
Видишь - плачу уже...

Да больно, а чего же ради
Мои стихи читает лишь душа
И лишь сейчас себя я уверяю
Что не тобою я жила.
Тебя люблю, тебя целую,
Но это только лишь во сне
Я жить умею, и сумею
Побыть с собой на едине.

Не всякая любовь
Проходит испытание
На долгие разлуки и
Длинные расстояния.
И наши чувства не смогли
Пройти сквозь этот этап
Без потерь и без утрат.
Прости меня, любимый,
И прощай!

С любимым парнем не расстаться нам.
По крайней мере - не по доброй воле.
Но повелось так, что судьбы река
Свои потоки не спросив нас строит.
Не станем верить, что она пришла
И не уйдет теперь разлука злая.
Она уйдет. Не даром жизнь свела
Людей, столкнув их с грустью расставанья.

Наплевать на все - мальчишек много,
Ни один на свете только ты,
Скатертью тебе дорога,
По которой мы когда-то шли.
Я тебя нисколько не ревную,
Нету даже мысли о тебе.
Если ты нашел себе другую,
То ребят подыщится и мне.

Я ушла навсегда
Меня ты больше не жди.
Я много раз говорила прости,
Но ты пропускал все мимо ушей
Мне не хватала твоей любви
Ты постоянно говорил подожди
У меня много дел позже перезвони
Я терпела, ждала...
Но всему приходит конец.
Лопнуло все и пришёл полный триндец.
Я теперь абсолютно одна,
Ты потом мне скажешь
Это прости вина моя.
Но я только слегка пожму своими плечами,
И чуть плача скажу.
Я уже не твоя!
Но ты не увидишь тех красивых слез,
Я просто уйду и
Больше не вернусь!

Ветра шум и запах влажной зелени,
Стук дождя по мокрой мостовой,
Сколько раз на это всё глядели мы,
Каждый раз как будто бы впервой
В тёмных зыбких лужах отражаются
Фонари и жёлтая луна,
И в ветвях раскидистых качается
Ветерком объятая листва
Прогремит за лесом гром чуть слышно,
Скрипнет на реке в уключине весло,
Сердце отзовётся стуком быстрым,
Станет на душе и грустно и тепло
Полыхают по ночам зарницы,
Горизонт окрашен в алый цвет,
Что-то ночью мне давно не спится,
В памяти встают событья прошлых лет
Годы те – далёкие, былые,
Проходя со мной сквозь толщу лет,
Оживляют в памяти родные
Лица тех, кого со мной уж нет

Не знаю – любишь ли меня?
И что же для тебя я значу?
А я живу, в душе любя.
Пусть в сердце боль,
Но я не плачу.
Хочу лишь жить одним тобой,
Тебя любить, с тобой быть рядом.
Не нужен мне никто другой,
Очаровал своим ты взглядом.
Но что я значу для тебя?
Быть может, просто ты играешь?
А я живу, в душе любя,
Ты этого не замечаешь.

Ты был моим счастьем.
Ты был моей болью.
Я дышала тобой,
Я жила лишь любовью.
От чего мы ушли
И к чему мы вернулись.
Дождь по крышам проходит
мимо маленьких улиц.
И в толпе мы всегда одни остаёмся.
И живём как раньше,
И над тем же смеёмся.
За окном белоснежный,
Но дождливый февраль.
Всё ушло. но ты прав -
Наша жизнь как спираль.

Грусть ли на тебе,
Тень ли чья,
Что хранят в себе
Твои печальные глаза.
Платье тайною расшито,
Бисер будто звезды.
Я знаю, что-то скрыто -
Тревожны жесты, позы,
Ты глядишь в окно -
Там ветер, дождь.
Ты смотришь прямо -
Чего, кого ты ждешь?
Но мне не нужно разъяснений -
У самого беда;
Счастье - странное виденье,
А память - тонкая игла.

И снова – Одиночество. Опять.-
Как много неразгаданных вопросов!
И вновь реснички от слезинок – мокры,
Предательски бежат себе, бежат…
Какой дорогой ты потом пойдёшь?
«Быть может, я тогда к тебе заеду…»
Заедешь иль приедешь? Сеет дождь…
А мне звонить ты попросил… соседа.
Иль друга своего… Уж не пойму, -
Зачем мне эти глупые все тайны?
Теряет жизнь своё очарованье,
И я живу, как в сумрачном дыму…

Я не хочу бороться, я устала.
Я жить устала, я хочу покоя.
Все время об одном мечтая,
Взамен же получать другое.
Я не хочу, и нету сил бороться.
Мне этот бой страшнее тяжкой муки.
Уже давно мое место под солнцем
Сбежало в более настойчивые руки.
Так пусть же победители смеются,
Кровоточа, сдыхая после боя.
Пусть пораженные своим врагам сдаются,
Коль их победа больше жизни стоит.

Любовь это - слёзы от долгой разлуки,
Любовь это – радость от встречи друг с другом
Любовь это – иногда душевные муки…
Любовь это – близость друг с другом…
Любовь мы с тобою нашли не случайно…
Любовь берегли и хранили мы долго но,
Не смогли уберечь от беды,
Белокурой девкой - млечного пути
Она прошла за нею ты,
И обронил ты по пути…
Любовь, мою любовь,
И эти строчки про любовь,
Разбитую навечно…
Пишу для многих нас
Чтоб не разбили вы любовь так бессердечно!

Снова холод, и снова скучно мне, а ты как прежде вдалеке, надеюсь, помнишь обо мне, как помнит НЕБО о земле!..
Этот год последний, когда я смогу тебя поздравить тебя с днем Св. Валентина. Ты учишься в школе последний год, поэтому сегодняшнее поздравление - последнее.
Не знаю, догадывался ли ты, что получишь от меня весточку, но, во всяком случае, думаю, что ты это предполагал.
Речь в письме, думаю, ты догадался, пойдет не только о дне Св. Валентина. Я не буду тебя грузить своими воспоминаниями о твоих обещаниях. Не буду чего-то добиваться. Просто я хочу с тобой таким образом поговорить, вспомнить вместе с тобой какие-то моменты, рассказать тебе что-то новое… Может быть, мои слова никак на тебя не подействуют. Ну и пусть. Возможно, ты вспомнишь их позже.
Скоро конец учебного года и тебе надо сдавать выпускные и вступительные экзамены. В связи с этим хочу пожелать тебе удачи. Сначала желаю тебе удачи на выпускных экзаменах и хорошего, веселого, запоминающегося выпускного вечера, последнего вечера, который ты проведешь в школе… Кстати, у меня была возможность пойти на твой выпускной… и можешь сейчас не говорить с присущим тебе жутким самомнением и гордостью: «Тебя бы туда не пустили», не волнуйся, пустили бы. Не буду говорить почему, но я бы могла спокойно прийти на твой выпускной. Не бойся! Не приду! Я не хочу портить тебе выпускной, я хочу, чтоб ты ни на кого не оглядываясь, повеселился от всей души с друзьями, а я знаю, что ты можешь веселиться… Если будет интересно, расскажу, почему у меня была такая возможность…
Желаю поступить тебе в институт, хорошо, успешно там учиться. Наслаждаться всеми студенческими шутками, да и всем студенческим временем. А потом, когда ты закончишь институт, с теплом в душе и сердце вспоминать студенческие годы. И я верю, нет, знаю, что ты поступишь в институт, что ты благополучно его закончишь. Знаю, что у тебя все в жизни будет хорошо. Но об этом позже.
Я хочу поговорить о 2004-2005, 2005-2006 учебных годах. Все эти годы я жила тем, что увижу тебя в школе, что смогу поздороваться, что иногда смогу с тобой поговорить. Я помню все наши разговоры, каждое твое слово, и я не знаю смогу ли я все это забыть. Что бы ни было межу нами - дружба (если это можно так назвать), ссоры, - я за все тебе благодарна. Ты, сам этого не ведая, проливал яркий свет на мою жизнь. Если что-то было не так, если становилось грустно, то стоило мне только вспомнить наши разговоры, твою улыбку, то сразу все становилось хорошо.
Ты, наверно, даже представить не можешь, что значит для меня - увидеть тебя… Это настолько волшебное ощущение, что словами не выразишь... Хотя, я думаю, ты замечаешь мой восторженный взгляд и мои вопли подружкам: «Ой, смотрите, Илюша!». Знаешь, мне сейчас и смешно от того, что никак не могу скрыть свои чувства, и что ты все замечаешь (да и не только ты), и в тоже время понимаю, что по-другому я бы не смогла себя вести… Так я живу в школе с 30 августа 2004 года… И вот уже полтора года ничего не изменяется…
Хотя, не скрою, в это время также было немало для меня боли, страданий, слез, переживаний, но я не хочу сейчас это вспоминать. Да и какая любовь обходится без душевной боли?!
Открою тебе пару секретиков. Когда ты был в 10 классе, я знала все твои уроки. Сейчас, когда ты в 11, я тоже все знаю. И частенько я специально прохожу мимо кабинета, где у тебя урок только для того, чтоб увидеть тебя. А если тебя нет в школе, то мне становится очень плохо, я думаю только о тебе, причем думы какие-то нехорошие. А вдруг ты заболел? А вдруг что-то еще случилось? Ведь я не представляю жизни без тебя.
А помнишь, когда ты был в 10 классе, мы частенько случайно встречались по дороге в школу? Так вот… Это было вовсе не случайно. Я знала во сколько примерно ты проходишь возле моего дома, и выходила во столько, чтобы встретиться с тобой, чтобы пойти с тобой в школу… Это были незабываемые минуты… вот только в этом году ты выходишь слишком поздно из дома. Хотя не в этом дело. В том году ты ходил один, а теперь с друзьями… Поэтому мне как то не хочется выходить во столько же, во сколько и ты… Теперь ты знаешь про все «случайные» наши встречи…
И я не представляю, как буду учиться в следующем учебном году. Тебя ведь в школе не будет… Летом 2005 г. я с нетерпением ждала 30 августа, чтобы увидеть тебя на сборах, чтобы знать, что буду видеть тебя каждый день. Это лето мне казалось бесконечным… Оно все тянулось и тянулось, и никак не могло закончиться, а я так этого ждала!!! Ждала начала учебного года, чтобы насладиться каждым днем, каждой встречей с тобой… Знаешь, на сборах я жутко переволновалась, тебя довольно долго не было, и я уж было подумала, что ты перешел в другую школу… Это жуткое чувство, и я даже не знаю, как описать его словами… но ты пришел, и только тогда я осознала, что ты уже в 11 классе, что это твой последний год в школе… Я настолько привыкла видеть тебя в школе, смотреть тебе вслед, восхищаться тобой, тонуть в твоих красивых, бездонных, зеленых глазах, что не понимаю, каким будет следующий учебный год… Впрочем, не буду о грустном…
Не знаю, увидимся ли мы с тобой, после того, как ты закончишь школу. Думаю, вряд ли. Если только случайно столкнемся на улице, да и то это под большим знаком вопроса… Напоминать о тебе мне будет в первую очередь твоя фотография, смотрящая на меня с монитора моего компьютера. Что, хочешь спросить, что это за фотография и откуда она у меня? Могу сказать только то, что это фотка с бейджика… А вот откуда я ее стащила - это секрет! Конечно, твое фото не главное для меня. Главное, когда ты уйдешь из школы - воспоминания о тебе, о НАШИХ sms-ках, о НАШИХ звонках, о НАШИХ мгновениях… НАШЕГО было немного, но все-таки было, и это очень приятно (во всяком случае мне)…
Да, я могла бы тебе звонить тебе домой, спрашивать, как у тебя дела… Но я не буду этого делать. Я не хочу тебе мешать. У тебя своя жизнь. И я не имею права в нее вмешиваться.
Итак, еще раз спасибо за эти 2 года. Я буду очень по тебе скучать…
Ты поступишь в институт, там у тебя появятся новые друзья, знакомые. Не знаю, там ли ты встретишь свою единственную. Может, ты ее уже встретил. Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь. Просто я тебе желаю огромной, всепоглощающей любви. Говорят, что у лебедя существует закон: умирает любимая, умирает и он. Крылья сложит и падает с голубой высоты. Если сильно полюбишь - так поступишь и ты. И я верю, что ты так полюбишь… Не каждый может полюбить всем сердцем, всей душой, но я знаю, откуда неизвестно, что ты можешь так полюбить. И полюбишь…
Может быть, тебе кажется странным, что я желаю тебе счастья, любви… Я знаю одно очень хорошее стихотворение… Не знаю, кто его написал, но оно есть.

Ты не думай, я не обижаюсь,
Я ведь знаю, чувствую сама,
Что не я, не я, совсем другая
В жизни девушка тебе нужна.

Я хочу, чтоб это было правдой.
Ни беды тебе, ни зла.
Я хочу, чтоб нежным, добрым сердцем
Полюбила девушка тебя.

Полюбила так, чтобы другого
Не было на свете для нее,
Чтобы был один ее мечтою,
Только я прошу: люби ее!

Это стихотворение должно все рассказать за меня. Надеюсь, ты все понял.
Знаешь, когда я рассказывала про тебя и мои чувства к тебе одной моей новой подруге, она сказала: «Он не может быть плохим, если ты его ТАК любила и любишь». Интересная мысль, правда? Человек, совершенно тебя не знающий, сказал, что ты не можешь быть плохим, только из-за того, что я тебя ТАК люблю. Эта девчонка, не зная тебя, уже хорошо к тебе относится из-за моих чувств к тебе. А ведь ты и вправду не можешь быть плохим. Ты самый лучший, только иногда слишком гордый. Впрочем, ты и без меня знаешь, что ты самый лучший.
Хотя я иногда не понимаю, почему ты себя иногда ведешь так, будто вместо сердца у тебя айсберг. Ты ведь не такой! Хотя когда-то ты мне и сказал: «Ой, Насть, да ты меня ни на один процент не знаешь». Знаю. Можешь даже не спорить. Может, я и не на 100% тебя знаю, но все-таки знаю… Я видела тебя таким, каким ты есть на самом деле: нежным, добрым, милым парнем! Ну, зачем ты одеваешь эту маску неприступности??? Я ведь разговаривала с тобой, настоящим, общалась с настоящим Ильей вне школы, почему в школе ты другой? Не мне, конечно, решать каким ты должен быть, но ты почаще снимай с себя эту маску, поверь любящему сердцу - она тебе не идет!!! Но надо отдать тебе должное и сказать спасибо за то, что я видела тебя настоящим, что хотя бы иногда наедине со мной ты был таким, каким ты есть. Я знаю, что ты глубоко чувствующий человек (хоть и говоришь часто не то, что чувствуешь, но это твое дело…), какие-то чувства мне подсказывают (хотя почему какие-то? наверняка это просто любовь, точнее, не она, а знания, которые она нам дает…), что нечто я у тебя в душе и сердце задела этим письмом. Знаю, даже если это так (а это наверняка так), ты этого мне не скажешь, и не надо. Думаешь, я не пойму? Пойму!!! Пойму просто по твоим глазам, по твоей улыбке, по тому, как посмотришь на меня, с какой интонацией поздороваешься…
Я знаю, что, в общем, у тебя в жизни все будет хорошо. И я это говорю не только из-за того, что я хочу этого. У тебя действительно в жизни все будет относительно хорошо. Я это знаю. Откуда? Просто влюбленные знают чуточку больше, чем обычные люди.
И если вдруг случается что-то в жизни человека плохое, из-за чего отворачиваются все друзья, то не отвернутся лишь родители и тот, кто действительно любит. Естественно, я бы не хотела, чтоб что-то настолько плохое произошло в твоей жизни. Но если будет одиноко, ты только позови, и я буду рядом в любой момент, в какой бы ты ни был ситуации. Когда захочешь меня увидеть - посмотри на звёздное небо. Попроси за тобою прийти - я приду. Я найду тебя, где бы ты ни был...
Ты можешь сказать, что я говорю сейчас такие слова, потому что люблю тебя, но я тебя разлюблю, и слова потеряют свою силу. Нет. Конечно, когда-нибудь я тебя разлюблю, но всегда у меня к тебе будут очень теплые, нежные чувства. Ведь люди помнят всю жизнь о настоящей, первой любви, именно о любви, а не о влюбленности… Хотя… Все-таки люди не просто помнят о первой любви… Знаешь, наверно каждый в глубине души любит того человека, с которым была эта самая первая любовь связана. И не важно, безответная была любовь иль нет, главное, что это были самые первые настоящие чувства… А у меня именно с тобой связана первая любовь, первые настоящие чувства, первые слезы разочарования… Поэтому я обещаю, что если я буду тебе нужна, то я буду рядом. Я не буду мозолить тебе глаза, звонить каждый день, спрашивать: «Как дела?». Просто ты навсегда остался в моем сердце. Я никогда от тебя не отрекусь, ни при каких обстоятельствах. Когда ты порою скучаешь, и горе тревожит тебя, ты вспомни, что в мире есть сердце, которое любит тебя…
Кстати, совсем забыла тебя поздравить с Днем св.Валентина!!! С ДНЕМ СВ.ВАЛЕНТИНА!!! Знаешь, коли это день влюбленных, то я пожелаю просто провести этот день с тем, кого ты любишь…
Я буду скучать по тебе, когда ты уйдешь из школы… Потому что больше я тебя не увижу… Очень-очень скучать…
Возможно, читая это письмо, ты ничего не воспринял всерьез. Но на всякий случай сохрани это письмо, и когда-нибудь, вновь его прочитав, ты поймешь, что я писала искренне, что все мои слова - правда.
Когда ты поступишь в МАМИ, пожалуйста, дай мне знать. Например, скинь sms или позвони на домашний. Я обещаю, что дальше твоей sms или твоего звонка дело не зайдет. Если ты со мной не захочешь связываться, я пойму, и не буду навязываться. Просто это моя последняя просьба. Пожалуйста, постарайся ее выполнить.
Каждую ночь мысли о тебе, словно звездопад, гроздьями падают и сгорают во тьме, оставляя только обжигающий след грусти и печали... Мне не отогнать тоску... Она маленьким мотыльком прилетает, как только спускается сумрак, и незаметно садится на моё плечо, постепенно превращаясь в большую печальную птицу, окутывающую меня своими крыльями... Мне без тебя одиноко… Но я научусь справляться с этим. Я обязательно научусь жить без тебя, без твоего взгляда. Я сумею… Я обязательно смогу… Ведь все это я буду делать не ради чего-нибудь, а ради твоего счастья, а я не могу допустить, чтоб ты был несчастлив, я не могу даже подумать об этом… Я правда смогу жить без тебя… Я попытаюсь выстоять в этой борьбе со своими чувствами и твоим счастьем… И победит твое счастье… Поверь, я смогу... Я уже стараюсь… У меня уже получается… А письмо?! А письмо не при чем… Письмо было просто необходимо… Ведь это мои последние слова ЛЮБВИ тебе… Я не могла молчать… Я должна была это сказать…

Да, кстати, есть кое-что, о чем я говорила намеками, не открыто… И я, и ты понимали, что значат все эти намеки, но я всегда боялась сказать тебе это открыто, прямо… Знаешь, вообще-то у меня была мечта - сказать тебе эти три слова наедине, глядя тебе в глаза… Но, по-видимому, она так и не осуществится, а сказать эти слова все-таки надо… Мне сложно, немного страшно, но все-таки я попробую сейчас это сказать, точнее, написать… Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! Ну вот, теперь ты всё знаешь…

Конечно, это не все, что я бы МОГЛА сказать тебе, но это всё, что я ХОТЕЛА сказать тебе. Еще раз хочу повторяю, что после прочтения этого письма ты ничего не должен делать. Я ни на что не претендовала. Я просто с тобой говорила.

Прощай! Как грустно это слово. Кто только выдумал его?! Для языка оно простое... Ну, а для сердца каково? И помни, что для мира ты кто-то, а для кого ты целый мир…

Да, мир непрост. На всех не полагайся,
Бывает очень разным человек.
Живи ж, надейся, радуйся, сражайся,
Но лишь в одном, в одном не сомневайся:
В моей любви отныне и навек!
(Эдуард Асадов)

P.S. - еще раз БОЛЬШОЕ СПАСИБО!!! За что? За то, что прочитал мое первое письмо тебе с признанием в любви, которое тебе отдали мои подруги 9 сентября 2004 года, за то, что ответил на первое письмо, пусть не сразу, но ответил, кстати, твой ответ я услышала 20 октября 2004 года.
За то, что не прятался за маской неприступности 31 декабря, точнее 1 января 2005, когда я тебе позвонила после боя курантов, поздравить с Новым годом, за то, что тогда же, 1 января 2005 года, после моего поздравления, пожелал мне «никогда не расстраиваться в этом году». И я старалась расстраиваться как можно меньше, но иногда не получалось, ибо поводов расстраиваться в 2005 году было пруд пруди. За 1 января 2006 года, когда я позвонила тебе, чтобы поздравить с Новым Годом. За те 10 минут, что мы разговаривали, у меня позитивных ощущений на весь год хватит! Я, правда, так и не поняла, какая сторона у памятника - правая. Ты тогда сказал, что правую сторону памятника всегда занимаешь ты с друзьями.
За то, что прочитал мою открытку - валентинку, и вложенное туда стихотворение 14 февраля 2005 года, за то, что 15 февраля 2005 года, утром по дороге в школу, сказал «спасибо тебе за стихотворение, мне было очень приятно». Кстати, тогда же, 15 февраля этими словами ты меня, опять таки не подозревая, «отговорил» от жуткого поступка. Я хотела уйти из дома НАВСЕГДА, уехать в Москву, но после твоих слов я подумала: «Какая Москва? Мне и тут неплохо! Ведь здесь есть ОН…». Знаю, глупый выход из непростой ситуации - уйти из дома. Но тогда я действительно хотела решиться на этот безумный шаг. Так спасибо тебе за то, что ты своими словами помог мне сделать правильный выбор. Если бы не твои слова, не знаю, что бы сейчас со мной было, и вряд ли бы ты читал сейчас эти строки…
Спасибо за то, что не пришел на мое День рождение. Не знаю, действительно ли у твоей мамы День рождения 8 мая, но это сейчас неважно, главное, что ты не пришел. Не думаю, что ты пришел бы, если бы я перенесла свое День рождение на другой день (ведь оно у меня 4 мая, просто я хотела отмечать 8-ого)… Хотя сейчас мне безумно интересно, чтобы ты сделал, если бы я перенесла свое День рождение… Но что сделано, то сделано.
Спасибо за то, что открывал мне свое настоящее лицо. За то, что зная про мою любовь, не смотрел презрительным взглядом, обращал хоть какое-то внимание, хоть как-то, хоть что-то мне говорил, а все твои слова, взгляды были, есть и будут очень важными и дорогими для меня, потому что это все исходит от любимого человека, от того, за кого не жалко и свою жизнь отдать…
Спасибо за то, что дал мне всеми своими отказами понять, что все в жизни будет не так, как я хочу, я стала мудрее от всех твоих слов.
И спасибо за то, что прочитал это письмо!

И еще кое-что. Когда вспоминаю все то, что я делала, понимаю, что ни о чем не сожалею. Ни о моих письмах, ни о моих словах, ни о чем. И даже не думаю, что совершила глупость, когда практически по всем мужским туалетам 10 ноября 2004 года я развесила тебе записки… Надеюсь, ты это помнишь. Кстати, одна такая записочка все еще у меня дома. Она была приклеена на первом этаже в крыле начальных классов. Неважно, откуда она, но память об этом безумном поступке у меня сохранится… Но если хочешь, могу тебе эту записочку подарить!
Не думаю, что все эти поступки были ненужными… Да, сейчас я бы многое не стала делать, но тогда я так делала, потому что ТАК хотела и чувствовала. Я, честно говоря, не думала о последствиях… И я сейчас понимаю, что, может быть, чем-то тебе испортила отношения с друзьями… Если это так, извини. Я не знаю, как у тебя складывались отношения с друзьями, когда я так поступала, но я ведь ничего тебе плохого не хотела (и не хочу). Просто ты должен меня понять - я тогда очень хотела хотя бы с тобой подружиться! И никакой мысли, кроме этой, у меня не было. Вот и все, наверно…