Редко бываю здесь, коротко наша история.
Дочка дома с 1,5. Сейчас почти 4 года. Есть еще кровный сын, младший.
Дети просто небо и земля. Сын солнышко ласковое, спокойный очень, мы в нем души не чаем, все родные тоже.
Дочка постоянно выпрашивает внимание, я понимаю что её 1,5 гда никто не любил (хотя она жила в семье, а не в ДР), вот она и пытается компенсировать, но терпение мое уже на исходе.
Мысли что прием дочки в семью самая моя (так как я инициатор) ошибка в жизни и что я хочу её вернуть стараюсь не пускать себе в голову и сердце, потому что ни к чему они не приведут. Мы не можем её вернуть. Со своей совестью я бы договорилась, но общество осудит (мама в первую очередь, хотя родители не были за, когда мы её брали).
Очень старалась относится к ней по-хорошему, свести все наказания и запреты к минимуму. При этом стараюсь не кричать, говорить спокойно. И обнимать и целовать (ей это нужно, я вижу). Делаю это через силу. Но стараюсь. Если делает что-то хорошее (просто спокойно играет даже), то похвалю. Но не работает это.
Она все равно орет. Никакого уважения ко взрослым. К нам еще есть какое-то снисхождение, а вот бабушки так вообще не в счет. Что ей не скажешь - дергается, перечит, если и послушается, то будет вопить и ныть. Я очень устала от такой обстановки дома. сын растет и все это видит. Муж приходит с работы и попадает в ад. Я становлюсь кем-то другим, не собой. Дома постоянный напряг. Если бы не сына солнышко наше, я бы уже свихнулась наверно, так хоть он радует, уткнусь ему в пузо и есть зачем жить.
Очень боюсь что у мужа накопится и он однажды просто не вернется. Или найдет себе споконую адекватную "компанию". Где после работы можно отдохнуть, а не гасить истерики.
Из-за нашего решения взять её в семью, теперь рушится жизнь моя, мужа и нашего сына. А мы еще хотим детей.
Садик выручал, но из-за него часто болеет сын. Теперь дочку не водим, чтобы он хоть передохнул, да прививки поставить надо.
Вчера опять выбесила меня. Отдубасила её по заду. Теперь шелковая. Но я так не хочу! Я хочу чтобы меня слушались потому что я мама, а не потому что я сильнее.
Мое тайное и ужаснаое желание - это чтобы её не стало. никто бы не расстроился.
Планировали её усыновлять, чтобы была наша фамилия. Но нет никакого желания. Как будто оставляем себе запасной выход, но как можно вернуть ребенка после 2,5 лет дома? Многие из нашего окружения и не знают что она не наша.
Не знаю что делать.
Пока пришла к выводу сходить к психологу. Не очень верю в его помощь, но что еще делать не знаю.
Из-за её истеричного поведения сын не может даже в детской играть. Он там только если с ним я или папа. Или если мы дверь закроем. Так она начинает жадничать или просто мешать ему играть (он домики из кубиков строит а она ему на голову игрушки ложит). Сыну достаточно нескольких игрушек и он может сам себя занять, хотя младше её в 2 раза. Она же всегда орет что ей мало.
С едой тоже проблемы. Сын ест все. И творог и каши и супы. Она же нос воротит. Творог - это истерика 100%. Знает что мне нужно чтобы она поела, вот и старается внимание и так привлечь. Сейчас стараюсь не обращать на это внимание вообще. Не нравится - не ешь. Но доешь в след. раз.
На сына не уходит никаких сил, только заряжаюсь от него. Она же тянет и тянет из нас энергетику... Не знаю зачем здесь пишу. Ну может кто найдет слова поддержки и утешения. А еще лучше реальные советы. Как мне вести себя чтобы она спокойная была. Готова смириться и с жадностью и с начинающимся враньем. И с привередничанием с едой. Но с дерганьем на каждое слово, нытьем и ором - не могу. При этом она же на столько в роль вживается что сама себя до истерики доводит, вся потом дрожит и всхлипывает.
Может надо что медикаментозное?
У невропатолога были в поликлиники в 1,5 года, когда взяли, потом при устройстве в сад в 2,5. Врач говорит что все норм,а истерики и у кровных детей бываюти у взрослых. А как с этим жить-то? Я уже на грани. Даже обдумываю чтобы действительно вернуть.

Вышел 10 номер журнала "Семья и Школа". Там моя статья о том, почему детей возвражают "назад" в детский дом из принимающих семей. Статья очень журнальная , написана скорее для тех, кто только начинает интересоваться темой, не погружен пока во все тонкости и премудрости...

Журнал интересный. Посмотреть архив Семьи и Школы можно здесь http://mag7a.narod.ru/index. html 10-й номер еще, кажется, в архиве не выложили, но в продаже он уже есть. Оч. рекомендую:
большой материал Натальи Коршуновой "Вова К., свалившийся с луны"
рассказ Юли Корчагиной "Пятый ребенок" (из серии Трудно быть трудным). Вообще все рассказы Юли удивительно пронзительные. И жесткие, да.

Текст статьи:

Алла и Николай давно мечтали о приемном ребенке. Своих детей у них не было, а им так хотелось, чтобы по квартире топали маленькие ножки, чтобы звонкий голосок называл их «мама» и «папа»! Отчаявшись завести свое дитя, супруги обратились мыслями к детям-сиротам, которых, как известно, в нашей стране сотни тысяч. «Возьмем ребенка из детского дома», - решили они. Собрав все необходимые документы, и пересмотрев множество фотографий детишек в Банке данных детей-сирот, Алла и Николай остановили свой выбор на симпатичной Олечке, пяти лет. Взяв направление в отделе опеки, супруги отправились «смотреть ребенка».

При личном знакомстве Олечка понравилась им еще больше. Она сразу обняла Аллу и, заглядывая в глаза, спросила: «Ты моя мама?» По лицу Аллы потекли слезы. Николай стоял в сторонке, с умилением наблюдая эту сцену. «Теперь и у нас будет дочка, и мы станем настоящей, полноценной семьей», - думали супруги, возвращаясь в тот день домой.
Им пришлось еще не раз приехать в детский дом, прежде чем им отдали Олечку «насовсем». Оба работали, но каждую субботу они теперь поднимались пораньше с утра и отправлялись по магазинам за игрушками и сладостями - нельзя же ехать в детский дом с пустыми руками. «Скорей бы уже закончить все формальности», - мечтали они, с улыбками наблюдая, как Олечка, хохоча, уминает конфеты, как перебирает липкими от сладостей ручками привезенные подарки. Алла и Николай решили оформить удочерение. «Мы хотим, чтобы это был наш ребенок, - говорили будущие родители, - она еще маленькая, она забудет все, что было в прошлом, а мы воспитаем ее так, как положено».

Мама Аллы горячо поддерживала решение «детей». «Я так хочу внучку, - восклицала она, - я уже присмотрела такие красивые платьица!». Бабушка мечтала о том, что ее новая внучка будет заниматься балетом. Супруги не возражали - что ж, если бабушке так хочется, пусть водит ребенка в секцию! Наконец, счастливое событие состоялось - Олечка переехала жить к Алле и Николаю.

Через два месяца она вернулась в детский дом. Ее «новые родители» расторгли усыновление. В заявлении супруги написали, что ребенок «непослушен и неуправляем», а также - что у девочки «дурные привычки и злой характер». На вопрос судьи: «Как же они могут так поступать с ребенком?» Алла нервно, чуть не плача, ответила: «А вы сами попробуйте с ней поживите!», и выбежала из зала. Николай, хмурясь, объяснил, что «они ошиблись». Что же произошло за этот месяц? Почему история, которая начиналась так счастливо, закончилась трагедией?

И Алла, и Николай тяжело переживали случившееся. Алла много плакала, постоянно возвращалась мыслями к Олечке, то ругая ее и негодуя, то жалея девочку и обвиняя себя. Николай молчал, неловко пытался утешить Аллу, иногда хмуро бросал: «Что теперь поделаешь? Что было, то прошло…» Супруги пытались навести справки об Олечке, но в детском доме с ними отказались разговаривать, а в отделе опеки им объяснили, что ситуацию нельзя «отыграть назад».
В попытках обрести душевное равновесие супруги обратились к психологу. Они искренне пытались понять, почему их мечты о счастливом родительстве не воплотились в реальность? Снова и снова проговаривая события тех дней, супруги находили «камни преткновения», которые и привели к краху их попытку удочерения. Алле и Николаю удалось понять, что одной из основных причин, по которой они так и не смогли стать любящими родителями для Олечки, стало то, что их ожидания не совпали с реальностью.

Конечно, супруги знали, что с приемным ребенком все бывает по-другому, чем со своим. Они знали, что воспитанники детских домов не получают столько заботы и внимания, сколько домашние дети, и из-за этого могут отставать в развитии. Они читали, что ребенок, оказавшийся в детском доме, пережил травму расставания с кровной матерью, и что постоянная жизнь в казенном учреждении плохо влияет на душевное состояние ребенка. «Мы все это знали, - говорила Алла, - но мы думали, раз ребенок теперь в семье, то все проблемы остались в прошлом!» Такую ошибку делают многие приемные родители. Люди ожидают, что, обретя новую семью, ребенок тут же «встроится» в новую жизнь, и ничем не будет отличаться от обычного, домашнего ребенка. Реальность суровее, чем мечты. Ребенку, даже совсем маленькому, нужно много времени, чтобы принять новую жизнь, стать по-настоящему членом семьи.

Пока супруги навещали девочку в детском доме, Алла млела, услышав обращенное к себе слово «мама». Ее не смущало, что девочка стала называть ее так с первой же минуты знакомства. С каким разочарованием она обнаружила, что ее маленькая новообретенная дочка точно так же кидается к каждой встреченной женщине, так же называет «мамами» случайных знакомых, так же крепко их обнимает, не обращая никакого внимания на Аллу. «Я-то думала, что она потянулась ко мне сердечком, что ее «мама», обращенное ко мне - это знак судьбы. Мое сердце дрогнуло в ответ, - горевала женщина, - а оказалось, что она так к любой готова идти!»

Алла не знала, что такое поведение вполне типично для детей, растущих в детском доме. Многие малыши видят «маму» в каждой женщине, которая к ним приближается. Попав в новую семью, маленький ребенок не сразу осознает важность случившихся с ним перемен, и ему нужно время, чтобы понять, что теперь у него действительно есть семья, и «мамой» нужно называть только одну женщину - ту, что рядом с ним. Алле же казалось, что девочка ее предает, она чувствовала себя «обиженной и брошенной» в те моменты, когда Олечка ластилась к другим. «Да и как я выглядела в глазах окружающих! - сетовала она, - это же странно, когда чей-то ребенок кидается к посторонним. Люди могли подумать, что я ее обижаю!»

Николай, как выяснилось, тоже испытывал обиду. «Оля вообще меня не замечала. Просто не обращала на меня внимания, и все. Как будто я шкаф, или стол. А если я пытался взять ее на руки, убегала и пряталась». Сначала Николай старался не обращать внимания на «странное» поведение девочки. Заговаривал с ней, шутил, приносил подарки. Не получая отклика, постепенно прекратил свои попытки, сам перестал обращать внимания на ребенка. Когда Алла заводила разговор о девочке, Николай отмахивался, говорил: «Ну вы там сами разбирайтесь!» В отношениях супругов пролегли первые трещины.

На самом деле, в поведении Олечки по отношению к новому папе не было ничего странного. Ребенку, попавшему в новое окружение, трудно принять сразу всех новых близких. Ребенок может «выбрать» кого-то одного, и на первых порах не воспринимать других членов семьи. Постепенно ситуация будет меняться, и взрослым нужно проявлять мудрость и терпение, давая ребенку возможность привыкнуть ко всем постепенно. «Теперь я понимаю, что был неправ, - говорил Николай на приеме у психолога, - но тогда я чувствовал себя очень плохо».

Не оправдались и надежды супругов на то, что их жизнь с приходом приемного ребенка будет идти тем же чередом, что и раньше. И Алла, и Николай работали, получали хорошую зарплату. За углом их дома располагался детский садик. «Ребенка в детский сад, сами на работу, - объяснял Николай, - забирать по очереди можно, или вон бабушка помогла бы». Оказалось, что Олечка в детский сад ходить не может. «Ваш ребенок дерется, - сказали им в первый же вечер, - и плюется. Она разлила суп, хохотала во время тихого часа, носилась по игровой, как ненормальная». На них смотрели с подозрением - ведь, в представлении воспитателей, это они так воспитали ребенка. Супруги были в растерянности, им не хотелось рассказывать, что девочка приемная, но, с другой стороны, выглядеть «родителями-монстрами» хотелось еще меньше. Они пошли к директору. «Я все понимаю, - сказала та, - я знаю, что дети из детского дома ведут себя не всегда адекватно. Но вы и меня поймите - другие родители будут жаловаться!» Они уговорили директора «попробовать еще», но через неделю стало очевидно - Олю в детском саду оставить не получится. Для супругов это было первым серьезным потрясением. Впервые им пришла в голову мысль, что «с ребенком что-то не так», что, возможно, у девочки «что-то не в порядке с психикой».

Супруги не подумали о том, что ребенку попросту не по силам такое количество изменений в жизни. Расставание с детским домом… Да, детям не очень хорошо в детском доме, но ведь ничего другого у Олечки не было, она привыкла к жизни в тех стенах, с теми людьми. И вот - разрыв, расставание с привычной воспитательницей тетей Ритой, переезд, новый дом… Новые люди, новые стены, новая жизнь… Ребенку нужно время, чтобы освоиться в новом доме, привыкнуть к новым правилам, новым словам. А тут вдруг - ррраз - иди в детский сад, и снова новые люди, новые правила... При такой быстрой и частой «смене декораций» ребенок перестает понимать, что происходит. Олечка не знала, что такое детский сад. Она могла подумать, что это другой детский дом, что новые мама и папа ее здесь оставили. Она не знала, что будет дальше, чего ждать, кого бояться… Ее нервы сдали. Она кричала, бегала и кидалась игрушками, потому что не умела по-другому выразить свои чувства, тревогу, которая ее переполняла.

Алла и Николай ничего не знали об этом. Они не думали о том, что ребенок может переживать так глубоко. Им не приходила в голову мысль, что маленькая девочка даже если бы и захотела, не смогла бы рассказать о своих чувствах. Все, что они видели - это «непослушного» ребенка, не желающего вести себя «как положено».

Алле пришлось уйти с работы. Они пытались «пристроить» Олечку в другие детские сады, но там происходило все то же самое - «извините, мы все понимаем, но, увы, не можем». Через две-три недели Алла из счастливой, гордой собой и своей семьей мамы и уважаемого специалиста превратилась в домохозяйку с «неуправляемым» ребенком на руках. Она пыталась утешать себя, говорила себе, что многие женщины живут только интересами семьи, воспитывают детей, и чувствуют себя при этом совершенно счастливыми. Само-уговоры не помогали, Алла была несчастна. Не об этом она мечтала, не к этому стремилась. Да, другие так могут, но не она. Ее ожидания от приемного материнства не оправдывались все больше и больше. Алла жаловалась Николаю, но тот только хмурился и молчал в ответ. Трещины в их отношениях становились все глубже…

Самым большим разочарованием оказалась бабушка. Сколько раз супруги видели на прогулке чудесную картину - пожилая женщина с маленькой девочкой, идущие за ручку, улыбающиеся. «Мы думали, она будет забирать ребенка на все выходные, - рассказывали супруги, - и по вечерам, может быть… А еще - она ведь собиралась водить девочку в секции. Мы очень на нее рассчитывали!» В реальности все оказалось не так, как мечталось. Бабушка, конечно, не отказывалась брать ребенка в гости, время от времени. «Но не каждую же субботу! - возмутилась она, - у меня и своих дел полно. А ребенок - ваш!» Она категорически отвергла идею сидеть с девочкой целыми днями, когда выяснилось, что та не может посещать детский сад.

Отношения в семье становились все хуже и хуже. Алла часто плакала, думая о том, что вот - мечталось о счастье, а вместо этого - разбитая жизнь. Николай приходил поздно, молчал, на Олечку он совсем перестал обращать внимание. Ребенок, оставшись без родительского внимания, то затихал, забившись в угол, то носился по квартире, сшибая все по пути…
Алла и Николай не справились с ситуацией, которая оказалась намного сложнее, чем они ожидали. Обнаружив, что в реальности все совсем не так, как представлялось в мечтах, они оказались не готовы преодолевать трудности. «У нас до развода дело дошло», - сказала Алла. Им было очень плохо, каждому поодиночке, и они не находили поддержки друг в друге . Они все чаще вспоминали, какой спокойной и безбедной была их жизнь до появления в семье Олечки, и сетовали на то, что «им достался не тот ребенок». Им было так жаль себя, своих несбывшихся надежд, своих разбитых иллюзий… Они решили отдать ребенка «назад», надеясь, что забудут все, «как страшный сон», и их жизнь вернется на круги своя. Но и этой надежде не суждено было сбыться. «Мы думали, так будет лучше для всех, - объясняли супруги, - ребенка усыновит кто-то еще, а мы поживем спокойно, для себя». Супруги не ожидали, что не смогут забыть Олечку, что чувство вины, раскаяния и сожаления о сделанных ошибках окажется мучительным, почти непереносимым…

Была ли Олечка действительно настолько непослушным и неуправляемым ребенком, с воспитанием которого было невозможно справиться? Или усыновители оказались такими «слабаками», которые спасовали перед первыми же трудностями? На самом деле, с подобными проблемами сталкивается большинство «новоиспеченных» приемных родителей. Практически каждая семья с приемным ребенком переживает непростой период адаптации.

Период адаптации - это период привыкания, «притирки» людей друг к другу, к новым условиям жизни, к новым отношениям. Любое изменение жизненных обстоятельств - это стресс, даже если эти изменения к лучшему. Принято считать, что раз у ребенка случилось такое счастливое событие, его взяли из детского дома в семью, то и испытывать он при этом должен только счастье, радость, благодарность к своим новым родителям. Однако это далеко не так. Ребенок - это живой человек, в душе которого, наряду с радостью и надеждой, теснятся и сомнения, и неуверенность, и даже, может быть, страх - что ждет его в этой новой семье, с этими людьми? В ситуации переезда в новую семью приемный ребенок испытывает двойной стресс - ведь позади он оставил все то, что было пусть и не самым лучшим, но для него - привычным и понятным.

Новым приемным родителям тоже не легче. Они сознательно приняли ребенка в семью, они готовы его любить и заботиться о нем. Но любовь не появляется сразу, она вырастает постепенно. А пока, в первые дни и недели, душу переполняет та же неуверенность, те же сомнения. Да и жизнь становится намного труднее - ведь, как ни готовься заранее, а с приходом ребенка родительские заботы обрушиваются, как лавина. Пока жизнь утрясется и войдет в обычную колею, должно пройти немало времени - полгода, год, а может быть, и дольше. Этот год надо как-то пережить. Иногда бывает так, что новые приемные родители оказываются не готовы к тому, что их ждет. И ребенок, «не вписавшийся» в семью, возвращается в казенный дом.

Неготовность родителя к жизни с приемным ребенком может проявляться по-разному. Бывает так, что люди просто не знают о том, что их поджидают трудности. «Я представляла себе, что сижу и смотрю телевизор, а рядом на ковре хорошенькая девочка играет в куклы», - говорила одна приемная мама, которая собиралась отдать назад в детский дом ребенка. Девочка не хотела «играть на ковре», она каждую минуту требовала маминого внимания, и не получив его, выключала телевизор и совершала другие «ужасные поступки». «Я так больше не могу, - сетовала женщина, - я так устала, я хочу отдохнуть».

Иногда приемных родителей, у которых не было собственных детей, приводит в негодование самое обычное детское поведение. «Я ему сказала - ешь кашу! А он не ел, и размазывал ее по столу», - жаловалась на трехлетнего мальчика незадачливая «мама», и требовала, чтобы ребенка «срочно забрали назад». Порой приемным родителям кажется, что с их ребенком «не все в порядке», что он «ненормальный». Например, ребенок может плакать ночи напролет, вставать и бродить по квартире, или вырваться и убежать на улице. «Дети так себя не ведут», - сетуют растерянные приемные родители, и ведут чадо в лучшем случае - к невропатологу, а в худшем - в отдел опеки, «сдавать назад». При этом им невдомек, что ребенок в этот период переживает один из сильнейших стрессов в своей жизни, и его поведение вполне объяснимо.

Даже если будущие приемные родители хорошо подготовились к изменениям в своей жизни, узнали о том, как проходит период адаптации, как может вести себя ребенок и «как с этим справляться», ситуация, тем не менее, может зайти в тупик. Родители стараются и стараются, ребенок чудит и чудит, период адаптации все никак не закончится, а эмоциональная усталость накапливается, превращаясь в истощение … Вот и закрадывается поневоле мысль: «А может, и не надо ничего этого? Мне плохо, ребенку плохо… Может, отдать его, да и прекратить эти мучения?» К чести приемных родителей, усыновителей и опекунов, большинство справляется с этими настроениями, и, сцепив зубы, терпят дальше. А однажды обнаруживают, что все не так уж плохо, и ребенок стал родным и любимым, «своим».

Не только период адаптации становится тем «рубежом», перейти который удается не всем приемным родителям. Иногда детей из семьи возвращают и спустя годы.

Причины тут могут быть разные, например - изменение состава принимающей семьи.
Одиннадцатилетний Владик прожил в семье опекунов три года, когда его приемные мама и папа развелись. Оказалось, что Владик вполне устраивал обоих как «ребенок в семье», но вот поодиночке никто из них не захотел брать на себя ответственность за воспитание мальчика. Владик снова оказался в детском доме.

Восьмилетний Артем знал, что он приемный сын, но никогда всерьез не задумывался, что это означает. У него были строгая мама и веселый папа, и он помнил, что когда-то, давным-давно, его забрали из детского дома. Мама часто его ругала, но он не обижался - во-первых, он ее любил, а во-вторых, ребята рассказывали, что их мамы тоже ругаются. Папу он видел редко, но тоже любил и мечтал, что папа когда-нибудь возьмет его с собой на работу, «чинить машины». А потом мама родила сестренку. Малышка все время плакала, мама не спускала ее с рук, и ругалась на Артема все чаще и громче. Артем обижался, но терпел. А однажды не выдержал, и порвал свой учебник. Тогда мама сказала, что он поедет жить туда, откуда пришел - в детский дом. Артема забрали из приемной семьи, и он оказался в приюте. Ему было так плохо, что он выл по ночам, а днем не хотел ничего есть. Иногда он подходил к кому-нибудь из других детей и молча, сильно бил.

Артема отправили в психоневрологическую больницу - «на обследование». Его бывшая приемная мама объяснила свое решение тем, что, когда у нее родилась своя девочка, она почувствовала, что такое «настоящая материнская любовь». Все ее внимание было приковано к новорожденной, все чувства и мысли направлены только на нее. Артем стал ее раздражать. «Я поняла, что никогда его не любила и не смогу полюбить», - оправдывала она свое решение.

Всегда ли изменение семейных обстоятельств приводит к возврату ребенка в детский дом? Конечно, не всегда. Большинство приемных родителей преодолевают и житейские трудности, и «недостаточность» своей любви к поначалу чужому ребенку, и им даже не приходит в голову, что можно расстаться с тем, за кого принял на себя ответственность. «Это теперь мой ребенок, - говорят они, как же можно его отдать?»

Говоря о причинах возвращения приемных детей в детские дома, нельзя не остановиться на таком аспекте, как ложная мотивация. Иногда будущие приемные родители рассчитывают, что «с помощью ребенка» смогут решить свои проблемы. «Мы возьмем девочку из детдома, чтобы нашей дочке было веселей» - сказали родители, уверенные в том, что они очень здорово все придумали. «У нас уже есть двое приемных малышей, - объяснили рассудительные, практичные Петр и Ольга, - мы взяли девочку постарше, чтобы она присматривала за маленькими». Убедившись, что ребенок, взятый в семью «для дела», вовсе не горит желанием это «дело» выполнять, приемные родители возвращают его назад.

Практически нет шансов у новой приемной семьи в том случае, если родители, принимая ребенка, руководствуются желанием «попробовать» . «Если не сложится, ребенка можно вернуть назад» - думают они. Такие родители живут, все время как будто «примериваясь», приглядываясь - «достоин» приемный ребенок того, чтобы его оставили в семье, или «не достоин». Подобная установка не может не влиять на ребенка - он постоянно чувствует, что проходит «испытание», и понимает, что может испытания не выдержать. Нервы напряжены, поведение становится все хуже, требования родителей все строже. Не выдерживая напряжения, ребенок срывается то здесь, то там. Приемные родители получают «доказательство» своей правоты, и отводят «виновного» в детский дом со словами «мы тебя предупреждали».

Говоря о том, почему приемные родители возвращают детей в детские учреждения, нельзя обойти вниманием такой феномен как «подростковые возвраты». Усыновив или взяв под опеку ребенка в раннем возрасте, семья живет вполне благополучно, не испытывая особых затруднений в воспитании. И вот у ребенка наступает переходный возраст - период, когда даже самые благополучные, «свои» детеныши порой становятся грубыми, дерзкими, неуправляемыми. Не всем родителям удается с пониманием отнестись к такому «превращению», для многих семей период взросления ребенка становится настоящим испытанием. Приемным родителям приходится вдвойне тяжело, ведь, кроме обычной родительской растерянности, они могут испытывать и отчуждение, и непонимание, и даже страх. Приемному родителю достаточно легко попасть в ловушку «мой ребенок так бы не поступил», в его душе всплывают страхи «дурной наследственности», забытые и задавленные когда-то давно. В случае, если приемной семье не удается преодолеть негативные чувства, подросток оказывается в детском учреждении.

Всегда ли возврат ребенка из семьи происходит по инициативе взрослых? Иногда, отправляя «не прижившееся» чадо из семьи на казенные хлеба, приемные родители говорят, что «ребенок сам так захотел». Действительно, бывает так, что приемный ребенок, особенно в подростковом возрасте, говорит родителям, что «не хочет с ними жить», и даже настаивает на том, чтобы его вернули в детский дом. Как правило, это связано с тем, что отношения не сложились, в семье царит напряжение, и ребенок, чувствуя себя «нежеланным гостем», просто опережает события, озвучивая то, что витает в воздухе.

По статистике, возвращается в детский дом от трех до десяти процентов приемных детей. «Много» это или «мало», трудно сказать. Это просто цифры, но за каждой цифрой стоит человеческая трагедия. «Неудавшимся» приемным родителям редко удается забыть приемного ребенка. Можно отдать ребенка, но невозможно «отдать» ни душевную боль, ни чувство вины, ни воспоминания о лучших и худших моментах совместной жизни. Для ребенка же, которого «вернули», это становится очередной травмой, очередным подтверждением того, что «никому нельзя верить». Один разрыв с близкими, другой, третий - и душа постепенно черствеет, теряет способность любить. Становясь взрослыми, «отданные дети» боятся вступать в близкие, доверительные отношения, боятся заводить семью, не хотят иметь детей - зачем, ведь ребенком быть так больно и страшно…

Можно ли как-то предотвратить возвраты детей из приемных семей? Однозначных «рецептов» нет, но есть своего рода «правила», следуя которым, приемные родители могут помочь самим себе и своему будущему приемному ребенку. Весьма полезным оказывается пройти подготовку в школе принимающих родителей. Хотя многие порой относятся к таким школам как к «лишней трате времени», тем не менее, хорошая школа позволяет и узнать много нового, и взвесить свои собственные силы. Иногда люди, прошедшие школу, говорят - «мы поняли, что не сможем стать приемными родителями». Ведь лучше честно сказать себе «нет» до того, как ребенок придет в семью, чем потом мучительно сожалеть о сделанном.
Важно, чтобы в будущей приемной семье царило согласие. Если кто-то из членов семьи «против» прихода ребенка в семью, не стоит надеяться на то, что «его сердце дрогнет, когда он увидит ребенка». Разногласия с приходом ребенка обычно только усугубляются, и ситуация редко кончается миром.

В трудных ситуациях приемным родителям часто помогает просто знание о том, что сложности неизбежны, и редко какая приемная семья их минует. «Начинающим» приемным родителям обычно очень помогает общение с более опытными «коллегами» - родителями «со стажем» - они и выслушают, и совет хороший дадут, и просто по-дружески поддержат. В особо сложных, тупиковых ситуациях не стоит пренебрегать и помощью специалистов - иногда визит к детскому или семейному психологу помогает сохранить семью, не совершить безвозвратного, разрушающего жизни шага.

– Почему, согласно статистике, больше всего происходит возвратов тех детей, которые находятся под родственной опекой?

– Родственная опека падает на людей, условно говоря, без их свободного выбора, без их вдумчивых рассуждений и раздумий. В семье что-то случилось, и приходится брать ребенка-родственника. Часто сама принимающая семья очень травмирована: вдруг что-то случилось с родителями этого ребенка, и нужно с этим справляться. Получается, что ресурса на самого ребёнка не хватает.

Очень часто под родственную опеку внуков берут бабушки, которые, получается, сами потеряли своего ребенка (отца или мать их внука): из-за болезни, из-за аварии, из-за алкоголизма, из-за психического заболевания.

Когда ребенок достигает подросткового возраста, они просто перестают справляться. Накапливаются неразрешённые конфликты. Помощи родственникам-опекунам практически нет никакой, сопровождения никакого.

Такая форма семейного устройства, как опека, вообще традиционно не попадает в поле внимания тех, кто отвечает за сопровождение семьи. Считается, хорошо, что ребенок остался в семье, а раз так, то родственники уже точно справятся сами. Но не все всегда получается так. Поскольку, повторяю, сами семьи травмированы, потому что ведь не от хорошей жизни они оформили родственную опеку.

Иногда получается, что все службы сконцентрированы на том, чтобы устроить к ним ребенка, а каково их психологическое состояние – никого не волнует, никто даже не спросит этих бабушек, дедушек: «Как пережили трагедию, что произошло с вашим сыном или с вашей дочерью?»

– Что касается других форм семейного устройства?

– Здесь возвратов меньше. Особенно минимальны они при усыновлении.

Почему все-таки происходят возвраты? Причины здесь бывают разные. В целом – люди не справляются с ситуацией. На самом деле, никто же не берет ребёнка из учреждения, чтобы однажды вернуть его обратно. Уже потом люди понимают, что не справляются, не хватает ресурсов.

Случается, в семье происходят какие-то непростые, трудно переживаемые события, от которых никто не застрахован. Например, брали ребёнка в полную семью с нормальным уровнем дохода. Потом кто-то из близких заболел, умер, супруги развелись, или произошло еще что-то – и всё, не хватает ресурсов.

– Почему именно среди усыновителей минимальный процент возвратов?

– Все-таки когда люди выбирают такую форму семейного устройства, как усыновление, это значит, что у них уже в самом начале высокий процент решимости. Поскольку в каком-то смысле идет предварительный отбор. Ведь можно не усыновлять через суд, а поступить проще – лишь взять ребёнка под опеку, например. Поэтому те, кто настойчиво усыновляет, – настроены решительно.

Еще такой момент, что усыновляют обычно маленьких детей. И, соответственно, когда дети в семье с самого раннего возраста, потом реже возникают какие-то непреодолимые сложности.

В приёмную же семью берут и подростков, с ними могут начаться проблемы, которые непросто преодолеть.

– Можно ли как-то заранее обезопасить себя и ребенка от возврата?

– Гарантированно на сто процентов никогда нельзя ни от чего никого обезопасить. Можно максимально подготовиться. Пройти хорошую школу приемных родителей. Максимально оценить, просчитать ресурсы своей семьи, свои возможности.

При этом, как бы ни были подготовлены приёмные родители, мысли о возврате возникают у многих. Это нормально и обычно происходит в первые месяцы пребывания ребёнка в семье, когда родители не привыкли к новой ситуации, им тяжело, вдруг кажется непонятным, зачем они в ввязались в эту историю. При этом единицы переходят от мыслей к действию.

Так что говорить нужно скорее не о том, как предотвратить отказы в принципе, а о том, что делать, если такие мысли у родителей возникают. В этом случае приёмным родителям нужно не ругать себя и терпеть, а искать помощи, обращаться за ней к специалистам.

– Как понять, что родители всё-таки не справляются, что ситуация действительно критическая, что уже бессмысленно бороться?

– К сожалению, со стороны это никогда не скажешь. Сама семья решает, оценивает запас собственных сил. Бывает, что семья сдается слишком рано, хотя там можно было еще постараться. А бывает, что ничего уже сделать нельзя, и самой семье нужна какая-то помощь, поддержка, реабилитация, чтобы восстановиться после случившегося. Может же быть такое, что ребенок не прижился и сам захотел уйти. Случается, помощь специалистов нужна ребенку.

То есть это тяжелая ситуация для всех участников процесса. И неправильно с ней оставаться один на один.

– То есть отказы – не обязательно инициатива приёмных родителей?

– Конечно. Ситуации складываются по-разному. Бывает, что ребенок настолько травмирован по линии привязанности, что ему сложно создать новую.

А бывает, что дети (я знаю много примеров), которые в такой ситуации ушли, потом поддерживали отношения с теми людьми, которые пытались стать им приёмными родителями. Общаться с этими людьми как с хорошими знакомыми им оказалось проще, чем воспринимать их в качестве родителей.

То есть, нужно смотреть на особенности внутри каждой ситуации, которая по-своему сложна.

Поэтому так необходимо, чтобы были службы сопровождения, чтобы люди обращались за помощью в любом случае.

– Грамотное сопровождение семей, которые взяли ребёнка – необходимо. Но специалистов не хватает, особенно если речь не о больших городах. Как быть людям, которые живут в маленьких городках, посёлках, где непросто найти профессионала в области поддержки семейного устройства?

– Все равно следует изыскивать какой-то ресурс поддержки. Это могут быть пусть даже знакомые, которые способны выслушать, эмоционально поддержать. Нужно искать интернет-ресурсы, где можно спросить совета, пожаловаться, попросить поддержки. То есть все равно нужно ее искать, любыми способами. Ведь иногда становится легче, если ты просто выговоришься, если кто-то тебя выслушает и скажет: «Да, тяжело тебе». И порой уже этого хватает, чтобы справляться дальше.

– Как рассчитать свои силы тому, кто берёт в свою семью ребенка-инвалида? Ведь бывает, что болезнь развивается так, что приёмные родители, уже не один год воспитывавшие ребёнка в семье, дома справиться не в состоянии и отдают его вновь в учреждение.

– Рассчитать на сто процентов ничего нельзя, это я уже говорила. Всё будет развиваться непредсказуемо. Понятно, что нужно всё узнать о конкретном заболевании, расспросить, как оно может развиваться, какие существуют перспективы, взвесить ресурсы своей семьи. Но соломку-то гарантировано никто не подстелет.

– А что делать, если уже позднее всплыл диагноз, о котором в учреждении не сказали?

– То, что делают с любым диагнозом: идти к врачам, искать помощи, разбираться. А дальше – по ситуации. И снова я скажу о том, что необходима индивидуальная поддержка, в том числе семьям с детьми-инвалидами. Потому что общего универсального ответа нет, есть индивидуальные случаи конкретной семьи, которые нужно решать.

– Существуют ли возвраты в других странах?

– Возвраты есть везде и везде их число невелико – и в мире, и в России. Конечно, правильно, воспринимается как норма, что если человек взял ребенка, взял на себя за него ответственность, то не должен его возвращать из-за того, что стало трудно, что ребёнок не понравился, что он разочарован тем, что родительство оказалось не таким счастливым, как представлялось. Это все правильно, конечно. Но при этом надо понимать, что невозможно довести число возвратов до нуля. Это все равно когда-то будет происходить.

– Если люди вернули ребёнка в учреждение, у них больше нет шанса вновь стать приёмными родителями?

– Бывает по-разному. Многое тут зависит от того, как происходил процесс возвращения ребёнка в учреждение, как они расстались с ним. Это очень важно – правильно расстаться с ребенком, чтобы не вешать на него вину за случившееся, не сваливать ответственность, принять решение, готовы ли они дальше общаться, даже если ребёнок не будет с ними жить, или не готовы? Важно по-человечески объяснить ему всё происходящее, не обманывая и не обвиняя.

Теоретически, по закону, если люди не справились и вернули ребёнка сами, они вновь не могут стать приёмными родителями. Но в реальности бывает по-разному.

Я знаю немало семей, которые, так сказать, справились со второго захода. Но, надо сказать, что у них у всех случаи возврата были очень непростыми для них, они очень старались избежать их. Делали для ребенка все, что можно, чтобы как-то облегчить ситуацию, чтобы он не чувствовал себя виноватым после возврата.

Для меня принципиально важен именно этот вопрос. Даже не сам факт, вернули или нет, а как вели себя в этой ситуации. Потому что бывает, что сами дети не приживаются в семье по разным причинам. Не удержишь же ребёнка насильно?

– К вам за консультациями часто приходят люди, которые боятся, что могут отказаться от ребенка?

– Конечно, я работаю на кризисном консультировании. В некоторых случаях людям потом удаётся справиться с ситуацией, в некоторых – уже нет. Тут важно, на какой стадии пришёл человек. Если тогда, когда есть силы что-то делать, то ребёнок чаще остаётся в семье, сложности преодолеваются. А кто-то приходит уже тогда, когда полностью выгорел и уже не способен ни на что.

– Как вы думаете, почему в СМИ часто появляется информация, что у нас в России большое число возвратов, что возвращают усыновленных детей? Ведь реальности это не соответствует?

– Потому что журналисты не вникают в тему, не могут разобраться, что, например, если ребёнка из-под опеки усыновили, то документально фиксируется отмена опеки. То есть по бумагам – «отказ». Таких «мелочей» множество.

Журналисты, чиновники говорят странные вещи. Валентина Петренко, представитель комитета Совета Федерации по социальной политике сообщила, что две трети усыновлённых детей у нас возвращают. Где она взяла эти данные – загадка.

Вот от общей некомпетентности, нежелания разобраться и получается картина, не соответствующая реальности.

Отказы, возвраты, заработки на детях

Скандалы с приемными семьями сегодня случаются регулярно. В начале года прогремела история семьи Дель: 8 детей были изъяты, на них расторгли договоры опеки, родителей обвинили в ненадлежащем исполнении обязанностей опекунов, на них завели два уголовных дела.

Затем - случай с семьей, приехавшей в Москву из Калининграда: там приемные родители сами отказались от опекунства на семерых детей после того, как им не удалось добиться получения московских пособий.

В результате всех этих скандалов в обществе укрепляется мысль, что приемными родителями движут исключительно корыстные мотивы. Однако сами они утверждают, что это не так.

Татьяна Байдак - активист сообщества приемных родителей - сама помимо кровного сына воспитывает двоих приемных. Она очень хорошо знает все проблемы и подводные камни приемного родительства.

Татьяна считает, что скандалы, связанные с приемными детьми, случаются вовсе не из-за денег, а из-за неправильных мотиваций, по которым сирот берут в семьи. Специально для «МК» она рассказала и прокомментировала самые дикие истории отказов от детей.

СПРАВКА "МК"

Существуют разные юридические формы устройства ребенка в семью.

■ Усыновление. Усыновленный ребенок получает все права родного, включая право наследовать имущество родителей. Родители же, в свою очередь, получают все обязанности: например, в случае отказа от усыновленного ребенка они обязаны выплачивать ему алименты до совершеннолетия либо пока его не усыновят другие люди. Родители не получают пособия на ребенка, кроме единовременного, при передаче в семью, однако имеют право на выплаты и льготы, которые полагаются при наличии кровных детей, - детское пособие, маткапитал и т.д.

■ Опека. Ребенок сохраняет статус оставшегося без попечения родителей. Опекунами, как правило, становятся люди, имеющие родственные связи с ребенком. На ребенка государство выплачивает ежемесячное пособие.

■ Приемная семья. Приемные родители помимо ежемесячных выплат на ребенка получают зарплату за его воспитание. Между приемными родителями и органами опеки заключается договор. За свою работу родители обязаны подробно и регулярно отчитываться - как любые другие наемные работники.

История первая: нет своих детей

Супруги Марина и Сергей Даньшины в 2001 году усыновили 9-месячного мальчика Андрея. Пока он не пошел в школу, приемные родители считали, что ребенок им достался просто идеальный. Однако в школе Андрюша стал хулиганить, не хотел учиться. В 14 лет в семье начались бурные конфликты, и родители по совету психолога сказали ребенку, что он неродной. Андрей сильно переживал это известие, плакал, уверял родителей, что когда вырастет, сделает анализ ДНК и докажет, что он их родной сын…

Затем мальчик поступил в техникум на автомеханика, но конфликты продолжались: 16-летний подросток то подделывал студенческий билет, то пропадал ночами в клубах, то отказывался учиться и работать. Однажды украл у бабушки деньги и потратил на фастфуд…

Сейчас родители признались, что поставлены в тупик и хотят вернуть подростка обратно в детдом. Сам Андрей отказывается верить в серьезность их намерений.

Татьяна Байдак: «Это история о нелюбви. О том, что взрослые люди так и не смогли принять и полюбить приемного сына. Ребенок не оправдал надежд и ожиданий отца и матери. С мальчиком было легко, пока он был крошкой - читал стихи на табуретке и слушался маму.

Но вот малютка вырос, появились обычные подростковые проблемы - трудности с учебой, желание гулять и поздние возвращения. А родители не выросли. И так удобно списали все трудности на чужие плохие гены.

Не знаю, какой психолог мог такое посоветовать, но сказать подростку в период пубертата, а тем более в период острого конфликта, что он не родной, - это была вторая очень плохая идея. Первая плохая идея - врать ребенку с детства о его происхождении.

Впрочем, мотивация «нет своих детей» вполне может носить конструктивный характер. Просто нужно осознавать, что важнее - иметь статус родителя или действительно им быть.

История вторая: рождественское чудо

Несколько лет назад известный общественный деятель накануне Нового года постил в своем аккаунте фотки и истории сирот. Разумеется, он никого не уговаривал усыновлять или брать под опеку, но пропаганда была достаточно сильной. Нашлась девушка-психолог, которая под громкие аплодисменты читателей забрала одного мальчика. Девушка была замужем, и у нее был родной сын. Эту историю общественник назвал «рождественским чудом».

Девушка стала вести блог о своей семье и приемном сыне, называла его «старшим братом» кровного ребенка. Однако после Нового года подарков ее восторги поулеглись. Бросать работу она не собиралась. Родной ребенок утром шел в садик, а приемный после школы был предоставлен сам себе. Девушка писала о приемном сыне раздражительные посты.

И наконец, когда подросток украл в супермаркете колу и шоколадку, несостоявшаяся мама отвезла его обратно в детдом. Всего в семье сирота пробыл около 3 месяцев.

Татьяна Байдак: «Жалость к бедному сироте - одна из самых деструктивных мотиваций. Пафос девиза «Чужих детей не бывает!», фотографии детей из базы данных, жалостливые посты из соцсетей - все это вызывает в эмоциональном читателе желание вытащить, отогреть. Ребенок спасен, ура, мы пишем «минус один», это значит, на одного ребенка в системе стало меньше… Но история на этом не заканчивается - начинается жизнь. И первый год - сложная адаптация и ребенка, и взрослых. Причем ребенка уже не жаль, потому что он теперь не сирота, у него есть родители, а он, несмотря на это, может делать все назло: портить мебель, требовать дорогих подарков, кричать, что вы ему никто… И вам его уже не жалко! Нельзя заменить любовь жалостью, да и невозможно постоянно жалеть.

В этой истории произошло рождественское чудо, ребенок обрел семью, но это было только самое начало. Дальше от его новых родителей требовался колоссальный труд, терпение и много сил. К сожалению, душевных сил родителей хватило очень ненадолго».

История третья: замена умершего

У одинокой мамы 8-летней сын погиб в аварии. Через какое-то время она взяла из детдома трехлетнего мальчика. Все было прекрасно, пока приемному сыну не исполнилось 8 лет. Тогда мама достала из шкафа одежду и игрушки погибшего ребенка - в пользование нового сына. Подруга, зашедшая к ней в гости, ужаснулась: все-таки за 10 лет детская мода немного изменилась, да и пролежавшие в шкафу все это время вещи пахли затхлостью. Вдобавок мама развесила по всей квартире фотографии покойного малыша…

После расспросов подруги мама призналась: ожидала, что новый ребенок сможет заменить погибшего, но этого не произошло. Наоборот, достигнув 8-летнего возраста, неродной мальчик начал напоминать о родном, и мама стала особенно остро чувствовать различие своего отношения к тому и другому мальчику. Ее коробило, что все в приемном ребенке было другим, он оказался совсем не похож на первого сына. «Я хочу вернуть его в детдом», - призналась женщина подруге.

Эта история с хорошим концом, так как здесь с помощью психологов женщина справилась с наваждением, сумела принять приемного ребенка, и они снова стали семьей.

Татьяна Байдак: «За год до того, как мы с мужем взяли приемных детей, у нас после неизлечимой болезни умер четырехлетний сын. Мы взяли в семью мальчика-подростка.

Ровно через две недели в опеке нам показали фото мальчика 5 лет и сказали: если не найдется семьи, ребенок попадет в детский дом. У нас не было выбора. Второй наш приемный сын очень похож характером на погибшего. Произошло именно то, чего мы так боялись.

Но, к счастью, мы себе отдаем отчет, кто есть кто, - младший хоть и занял пустое место в семье, но заполнил его собой, а не нашими ожиданиями. И, честно говоря, мне сейчас совсем непонятны наши страхи: как можно пытаться заменить одного человека другим?

Желание усыновить ребенка людьми, потерявшими своего, может носить конструктивный характер, если семья пережила свое горе. Для завершения этого процесса нужен как минимум год, а лучше - полтора-два».

История четвертая: компаньон для ребенка-инвалида?

Дети-инвалиды - всегда больная тема для родителей. Ребенок может быть обеспечен, любим и счастлив, но родительское сердце точит червь: а что будет с ним, когда я умру? Кто станет ему родным человеком?..

Нередко такие родители приходят к мысли взять из детдома ребенка с похожим недугом. Это кажется благородным и верным решением: ведь они уже знают и умеют реабилитировать и социализировать ребенка-инвалида, а у ребенка появится близкий человек до конца жизни. Однако...

Эта история старая, но она потрясла в свое время общество. Работница детдома взяла домой мальчика и девочку как компанию и будущих помощников для своей дочки с синдромом Дауна. Приемные дети были на несколько лет старше. Поначалу все трое прекрасно общались, а затем детдомовцы стали подростками и полюбили друг друга. На младшую девочку они прекратили обращать всякое внимание. Мать не понимала, как справиться с этим, нарастал конфликт, и в итоге после череды скандалов женщина отдала назад сначала приемного мальчика, а затем и девочку.

Татьяна Байдак: «В семье родился инвалид, его не принимает общество, как он будет жить, когда нас не станет?.. Так думают родители и идут за приемным - за компаньоном для своего ребенка, который будет с ним играть в детстве и ухаживать в будущем. Но ведь приемный ребенок тоже требует заботы и внимания, часто сам не очень здоров. И, конечно же, он не обязан быть вам благодарным и отрабатывать свой «долг».

Но я знаю истории, когда родители ребенка с синдромом Дауна или ДЦП брали детей с аналогичными диагнозами. И получалось все отлично. Приемный ребенок вырван из детского дома, он приобрел семью; кровный получил брата или сестру и одновременно друга. Главное - принимать приемного ребенка как равного кровному, а не как слугу».

Все эти истории говорят о том, что проблемы приемных семей гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. И деньги - далеко не самая важная вещь в отношениях приемных родителей и детей. Даже психологи отмечают, что это далеко не самая плохая мотивация.

Даже если ребенка взяли ради зарплаты приемного родителя, это совершенно не значит, что его бьют и не кормят, - говорит Татьяна Байдак. - Наоборот, приемный родитель будет заинтересован хорошо заботиться о ребенке, чтобы сохранить желаемую зарплату. Он будет мотивирован хорошо выполнять свою работу. А специалисты опеки, учителя школы, воспитатели детского сада и преподаватели секций и кружков будут рассматривать этих детей под лупой. Будни современного опекуна - это внимательные взгляды соседей, регулярные посещения сотрудников органов опеки и соцзащиты, характеристики на детей из учебных учреждений, отчеты о потраченных средствах и ежегодные диспансеризации. Это, конечно, сложно, но, наверное, всем людям нравится делать то, что у них получается, и видеть результат своих усилий. У меня получается быть мамой.

Еще недавно мне казалось это чем-то невероятным: помню, как горячо возмущалась, слушая историю мальчика, которого «посылкой» заграничная мать выслала в Россию в детдом. Осуждала, когда приходила в опеку - и видела горы папок возврата детей в госучреждение. Но больше всего убивало, что их возвращали не через год или два года, а спустя 10-13 лет… Да ведь к домашнему питомцу привыкаешь, а тут человек. Помню, даже хотела написать разгромный материал на эту тему: что за люди отдают малышей обратно. И вот пишу. Пишу о том, как сама вернула дочь в детский дом.

Задохнуться от счастья

11 лет у нас мужем не было детей: больницы, врачи, бабки - к кому я только не ходила, на какие целебные воды не ездила, кому не молилась. Не давал Бог детей. Подруга, детский реабилитолог, отговаривала от ЭКО, говорила, что не хотела бы еще и с нашим «пробирочным» возиться. Здоровых их рождается не очень много. И мы решились взять девочку - маленького светлого ангела Анечку из дома ребенка. Деточке было год и восемь. Тихая, спокойная: куда поставишь, там и стоит, что дашь, то и ест. Этот нежный цветочек все время жался к моей ноге или папиной. Пошла Аня только в два годика. За спиной - отсутствие папы в свидетельстве о рождении. Биологическая мать болела туберкулезом и умерла в родах. С каждым днем Аня оттаивала и уже почти не вздрагивала, когда окликали или пытались погладить по голове. Мы с мужем были на седьмом небе от счастья. Только родственники не принимали эту историю, практически перестали ходить в гости. Единственный, кто с нами остался, это моя мама - она у нас лежачая (перелом шейки бедра), и уйти просто не могла. Ее Аня любила, как нам казалось, больше всех. Почти всегда сидела на маминой кровати и что-то бормотала, а потом и заговорила. «Баба» - было ее первое слово. Время летело быстро, дочка ожила - оказалось, что характер у нее еще тот. «Нет, не хочу, не надену»… В школу идти она, конечно, тоже не хотела. Но в первый класс, куда деваться, пошла. Отвели ее, красивую, с бантами и цветами, а на линейке для первоклашек в актовом зале мне стало душно. Видимо, от радости и счастья я потеряла сознание.

Взять сироту - что храм построить

Эту поговорку я слышала много раз, а еще эти постоянные рассказы: вот возьмешь ребеночка - и родной появится или еще какое счастье случится. Так и вышло - в обморок я упала, потому что была на пятой неделе беременности. Ничего не замечала, потому что перестала верить. Дочке о пополнении мы сказали только тогда, когда появился живот. «Там твой брат или сестренка, ты рада?» То, что Аня убежит в детскую со слезами и криками «Я вас ненавижу, решили меня на другую поменять, теперь все ей будет», ввело нас в ступор. Мы не скрывали, что она приемная и неусыновленная - так больше выплат, а у нее были серьезные проблемы с глазками (пару операций сделали еще до школы). Но такой реакции мы не ждали, тем более что дочь сама периодически просила братика или сестренку. На пару дней ее точно подменили, но потом как-то все рассосалось, она снова стала милой девочкой. Правда, дома начались некоторые странности, конечно, с ней мы их не связывали - она же еще дитя, ей только восемь лет. Разве специально она могла вылить на новорожденного Владюшу чай, слава богу, не кипяток? А засунуть бабушке в бутерброд иголку, опрокинуть коляску, укачивая брата… Но однажды она вернулась в слезах, кричала, взахлеб рыдала, что коляска с Владом осталась в лифте, она отдернула руку - и брат уехал в неизвестном направлении, не то вверх, не то вниз. Это хорошо, что у нас в доме почти все друг друга знают, а консьерж отличный. Конечно же, мы «выловили» кроху, но муж был в ярости и решение вынес однозначное: во-первых, Аня слишком мала для таких обязанностей, во-вторых, дочь надо показать детскому психологу. В результате мы ходили не только к детскому, но и к семейному психологу - органы опеки помогли. И все вроде стало вставать на свои места: Владюша рос озорным, ему нравилось беситься с сестрой. Дочка тоже, казалось, приняла брата - и тут (спустя три года) я снова забеременела. Решили сказать детям сразу, чтобы оба привыкли к этой мысли.

Словно подменили

Аня узнала о моей беременности (к тому моменту ей было 11 лет), хлопнула входной дверью и ушла. Я выбежала на улицу, но не нашла ее… Вернулась дочь в два часа ночи. Ничего не сказав, прошла в свою комнату, от нее пахло спиртным и сигаретами… И началось: она хамила, несколько раз словно случайно ударила меня с размаху дверью по животу, а потом украла у бабушки пенсию. Ее принесли, и бабуля, положив деньги под подушку, задремала… А проснувшись, их там не нашла. И нам рассказала, но велела Аню не ругать. Она же девушка, хочет купить что-то красивое. Владу от Ани почему-то не доставалось, а он ей прямо в рот смотрел, если она разрешала поиграть в свой айпад или посмотреть мультик в ее комнате… Это был праздник. А вот бабулю Аня, которая так ее защищала, явно стала изводить: то чай холодный принесет, то сделает вид, что не слышит, как та ее зовет (к тому моменту бабушка уже совсем не ходила). Из моей шкатулки, точнее семейной, стали пропадать достаточно дорогие вещи. Как-то я возвращалась с работы, а у подъезда стояла «Скорая помощь», суетились врачи. Оказывается, приехали к нам. Бабушка выпила не те лекарства, да еще дозу превысила, и у нее прихватило сердце. «Скорую», кстати, вызвал сын, а Аня напоила бабулю таблетками и ушла с девочками загорать. Честно признаюсь: присутствие Ани в доме стало тяготить и раздражать, прижать ее, обнять рука не поднималась. Она брала мою косметику, вещи и почему-то стала на нас смотреть странно, исподлобья. Как звереныш. В то же время, когда незнакомый человек, кто-то из старых друзей, узнавал, что мы взяли из детского дома ребенка, говорил, что мы святые, что так они не могли бы, что… А я слушала их, мне было стыдно, меня распирали противоречивые чувства: с одной стороны - взяли, да. С другой…. Получилось ли что-то у нас, справились ли мы. Я больше не осуждала мам из тех папок возврата.

Дитя тьмы

На уроках в школе приемных родителей нас учили, что ни в коем случае нельзя поднимать руку на приемных детей. Это своего рода табу. Да и бить - понятие относительное: вот давала Владу я изредка подзатыльники за то, что он мучал собаку - по его мнению, играл. Аня со злости могла ее отшвырнуть ногой в другой конец комнаты, но я ни разу не видела, это рассказывали родные. А вот однажды, стоя у окна, увидела, как дочь орет и бьет поводком нашего Кубика. Спросила дома, что это такое было? Она ответила, что мне показалось - этаж-то восьмой, что я могла оттуда увидеть. Учителя стали жаловаться: вроде умная, а учиться не хочет, может нагрубить, уйти из школы… А я тем временем становилась как дирижабль: мы ждали двойню. К моему горю, мальчик умер еще в родах, докторам не удалось вдохнуть в него жизнь. Девочка Софья родилась абсолютно здоровой. Я не знала, каким богам молиться, но даже боль от потери крохи прошла, притупилась, когда Аня начала навещать сестру каждый день. Было видно, что она чувствует себя виноватой за свое поведение, свои слова. Выписали нас быстро, детка была спокойной, почти все время спала - попробуй разбуди принцессу к обеду. Аня сама, без просьб, стала Соне второй мамой. Ходила гулять с коляской и книжкой в парк. Только ей удавалось уложить на ночь Соню после купания… Аня показывала Владу, как пеленать, менять подгузники. В такой благодати прошло тихо и спокойно два-три месяца.

Накануне мы сдавали кровь, и я немного разнервничалась: врачам что-то не понравилось в крови Сони. Все уснули, не спалось только мне, и я решила выкурить на лоджии сигаретку. То, что я увидела, было похоже на кадр из фильма ужасов, и то, что я потеряла дыхание и речь, спасло младшей дочке жизнь. Окна лоджии были распахнуты, а Аня на вытянутых руках над землей держала кроху и что-то бормотала. Одним прыжком я обхватила и повалила обеих на пол. Аня не издала ни звука, только сидела и дрожала, через минуту тихо и с обидой в голосе заревела Соня. Муж понял все, не глядя и ничего не спрашивая, вызвал «Скорую» и, как я его не отговаривала, полицию. Спустя какое-то время, пока мы мотались между врачами, ездили к стражам законам, выяснилось следующее: наша младшая Сонечка вовсе не была «сурком». Анечка ловко разводила Соне молочные смеси, компоты, переливая в бутылочку и сдабривая приличной дозой феназепама из ампул. Днем меньше, вечером больше, чтобы все выспались - и мама, по словам Ани, в первую очередь, и вся семья. Она такое в кино видела… А вот тот случай на балконе, как выяснилось, был не первым. Аня не знала, как по-тихому избавиться от Сони так, чтобы ее не ругали, и продолжала вынашивать план. Она оставляла ее у магазина, на лавочке у вокзала, пыталась продать цыганам… и еще много чего, что нам с мужем лучше не знать, иначе бы муж просто задушил девочку своими руками. Без меня сходил в органы опеки, там подняли все документы по родителям и родне Анны: и ее отец, и дядя страдали шизофренией. Кстати, именно родная бабушка Ани (она живет в доме сумасшедших, чем болеет, нам не сказали) посоветовала подросшей девочке избавиться от конкурентов на родительскую любовь.

Земля круглая

Несмотря на мои мольбы, органы опеки вернули Аню, но уже не в дом малютки, а в детский дом, откуда она сбежала уже через две недели. К нам. Но муж был непреклонен: Аня представляет опасность для жизни наших родных детей и должна покинуть дом. Через 40 минут приехали из опеки, чтобы отвезти Аню в детский дом. Их вызвал мой муж. Он по-своему любил Аню и не хотел, чтобы она бродяжничала. Через полгода Аня снова сбежала из детского дома. Вероятности, что ее кто-то еще усыновит, было мало: таких взрослых детей почти не брали. Тем более если это было повторное опекунство. Я сразу догадалась, куда девочка поехала, и собралась в деревню, куда Аня угрожала нам уехать жить, когда мы ссорились. У нее там жила какая-то подружка. И оказалась права. На глаза девочки я не показывалась, просто посылала на ее адрес разные посылочки с тем, что мне казалось нужным: едой, одеждой, деньгами. Когда я увидела у дочери округлившийся живот, то отправила крестильный наряд и образ с крестом, витамины для будущих мам… И дала себе слово, что больше не поеду сюда рвать сердце. Да и обстоятельства так сложились, что муж уехал работать за границу на несколько месяцев, а мы с ним.

P. S. Где-то полтора года назад мне пришла открытка из села Тверской области. Просили приехать и забрать внучку. Муж с Владом сели в машину, и пока я пыталась хоть что-то понять, рванули в Тверь. Бабулька из соседнего со сгоревшим домом выдала им дитя с огромными глазищами. В сгоревшем доме жили две подруги с детьми - чье это чадо, она не знает, но похожа на Аню, вторую девушку. А нашла она младенца недалеко от развалин, где та, придя в себя, заходилась плачем (наверное, мать выкинула из окна, чтобы та не сгорела). В вещах погорельцев бабулька нашла сундук, а нем - дневник одной из девушек и записка с адресом. Вот и все… Судя по кресту и образку, что был на шее у дитя, это и вправду была наша внучка. Аня. Видимо, за нее нам нужно было нести крест - и Боженька дал нам еще один шанс.

Знаете, зачем я все это написала? Я просто встаю на колени перед всеми сотрудниками опеки и социальными работниками домов малютки и прошу: пожалуйста, говорите о приемном ребенке всю правду и сразу. Если будущие родители испугаются, никто не пострадает. Не испугаются - в мире будет еще один счастливый человечек.